Мельников
ЛИК поздравляет всех с днём Славянской письменности и культуры и продолжает рассказывать о Василии Тёркине
СНАЙПЕР.
Так быстро Теркин из военкора превратился в героя, о
котором пишут другие. Первые рисунки и стихи совпали. Возник традиционный для
редакционной практики вопрос: как озаглавить содеянное произведение? Помог
А.Твардовский. Он одобрил выдумку. Посоветовал давать и к первой и к последующим
сериям заголовки, которые начинались бы одинаково: «Как Вася Теркин...» сделал
то-то и то-то, поступил так-то и так-то. Так были сделаны серии: «Как Теркин
«языка» добыл», «Как Теркин солдата от унтера спас», «Как Теркин поджигателей
в плен взял», «Как Теркин донесение доставил» и т. д.
Однажды Тихонов, Твардовский и Саянов вернулись с
совещания в штабе, на котором шел разговор и о работе газеты «На страже
Родины». На совещании присутствовали товарищи Ворошилов и Жданов. Говорили о
том, что Теркин ‑ это хорошо! Но что следует брать и разрешать не только
положительные темы, но и отрицательные... Так появились серии с критикой
недостатков и уродливых явлений на фронте: «Как Теркин болтуна разоблачил»,
«Как Теркин неряху обработал»... Когда Теркин уже «показался» читателям, в
одной из «Прямых наводок» появились стихи Твардовского ‑
«Вася Теркин»[1]. В
клишированный заголовок между именем и фамилией помещен портрет героя.
Вася Теркин? Кто такой?
Скажем
откровенно:
Человек
он сам собой
Необыкновенный.
Больше многих послужил,
Это
всякий знает.
Два
похода совершил,
Третий
совершает.
При фамилии такой
Вовсе
неказистой,
Слава
громкая - герой –
С
ним сроднилась быстро.
И еще добавим тут,
Если
бы спросили:
Почему
его зовут
Вася
- не Василий?
Потому, что дорог всем,
Потому,
что люди
Ладят
с Васей, как ни с кем,
Потому,
что любят.
Любят крепко - спору нет,
Что
тут удивляться?
Мы
сейчас его портрет
Вам
представим вкратце.
Богатырь, сажень в плечах,
Ладно
сшитый малый,
По
натуре - весельчак,
Человек
бывалый.
Хоть в бою, хоть где ни весть –
Но
уж это точно:
Перво-наперво
поесть
Вася
должен прочно.
Но зато, - расчет простой, -
Закусив
в охоту,
Он
идет спокойно в бой,
Как
бы на работу.
Но зато не бережет
Богатырской
силы
И
врагов на штык берет,
Как
снопы на вилы.
Но зато в лесу с дерев,
С
вековых макушек,
Он
сбивает снайперов
Аккурат
как груши.
По смекалке - свет не знал
Молодца
такого.
И
ни разу не бросал
Он
на ветер слова.
И при этом, как ни строг
С
виду Вася Теркин , -
Жить
без шутки б он не мог
Да
без поговорки.
Веселит, смешит бойцов -
Где
бы ни был с ними,
Чтоб
ни встретилось...
Таков
Общий
наш любимец.
А. ТВАРДОВСКИЙ.
Как
оказалось, это стихотворение - единственный авторский текст Александра Трифоновича
в серии про Теркина. Зато вклад его в
образ только этим не ограничился.
В феврале 1940 года встал вопрос о сборнике ‑ «Теркин
на фронте». Стали его готовить. В гостинице Твардовский познакомил Н.Щербакова
с Маршаком, который показал ему уже написанные им стихи о
Теркине:
Не в Париже, не в Нью-Йорке ‑
В деревушке
под Москвой
Родился Василий
Теркин,
Наш товарищ
боевой...
‑
Как вы это находите? ‑ спросил Н.Щербакова Маршак.
Н.Щербаков ответил, что «все в порядке». Но, как
позднее оказалось, в порядке было не все! Сборник - альбом, выпуск первый,
«Вася Теркин на фронте» был отпечатан пятитысячным тиражом. В него вошло
семнадцать «серий» с рисунками: три, написанные Тихоновым, три ‑ Солодарем и
одиннадцать – Н.Щербаковым. Открывали сборник стихи Твардовского, закрывали
стихи Маршака. Кстати, любой желающий может посмотреть на него в Интернете.
Тираж уже был отправлен в экспедицию на фронт. Как вдруг ‑ распоряжение: тираж
задержать! Почему? Заключительные строчки Маршака звучали так: «И теперь в
любой каптерке и в землянках всех частей пулеметчик Вася Теркин самый лучший из
гостей... Пьют за Васино здоровье, поднимая «спецпаек».
Эти строки кому-то не понравились. Писатели хлопотали,
но приказ есть приказ! Тираж задержали. Стали искать выход из создавшегося
положения. И нашли! Художники изобрели штамп-клише на деревянной колобашке
размером в две строфы с изображением Теркина на темном фоне неба и белой
равнины, читающего сборник. Верхняя часть штампа должна была закрыть
злополучную строфу с «нецензурным» словом «спецпаек».
Снарядили на фронт машину, на которой Н.Щербаков и
начальник конторы Молчанов, вооруженные штампом-колобашкой и черной краской,
выехали на Карельский перешеек. Задание проштемпелевать пять тысяч экземпляров
сборника было бы скучным, если бы не «паломничество» бойцов и командиров в
экспедицию, где мы трудились, засучив рукава. Мы дарили восторженным
почитателям Теркина альбомы со стихотворными автографами, а они нас угощали
фронтовыми «гостинцами».
Случай со «спецпайком» чуть позже приобрел
продолжение. Однажды вернувшийся с фронта В. Саянов привез посылку от
сотрудника отдела боевой подготовки Ивана Падерова. В ней была закуска и фляжка
со «спецпайком», из-за которого пришлось претерпеть столько мук.
Основным автором стихотворных серий о Теркине был
начальник отдела культуры Н.Щербаков. Одна поездка на фронт запомнилась ему
особенно. Вот как о ней вспоминает Николай Александрович: «Выехали мы с
начальником отдела боевой подготовки Потехиным, взяв с собой свежие газеты.
Преодолев все пробки и преграды на пути, мы приехали к летчикам. Потехин
представил меня как самого Теркина: одежка, в которую я был одет,
соответствовала облику героя. На серьезных до этого лицах заиграли улыбки. Нас
проводили на залив, где стояли СБ. Мне показали их «внутренности». Мы стали
свидетелями боевого вылета и возвращения летчиков с бомбежки... Потом мы
остановились около землянки, из трубы которой поверх трех накатов бревен шел
дымок. Потехин с газетами вошел в землянку. Не прошло и трех минут, как он
вышел:
‑ Теркин,
пожалуйте в гости!..»[2]
Писатели работали в газете не за страх, а за совесть.
На них кто-то стал составлять боевые характеристики, чтобы представить к
награде. О работе Н. Щербакова от имени писателей дал хорошую характеристику А.
Твардовский. В ней говорится: «С первых
же дней войны... находился в частях Действующей армии, писал стихи,
корреспонденции, возвратившись на время в аппарат редакции, организовал большую
и плодотворную работу по оказанию литературной помощи начинающим
поэтам-фронтовикам, регулярно выпускал отдел «Стихи на фронте». К работе над
красноармейскими письмами привлек большую группу ленинградских писателей...
Помимо всего этого, и собственная работа Щербакова в дни войны получила большой
размах. Он - основной автор стихотворных подписей к сериям рисунков о столь
популярном у бойцов действующей армии Васе Теркине, ряда острых стихотворных
фельетонов и юморесок... Товарищ Щербаков представлен к правительственной
награде».
Этот эпизод касается и истории газеты, и будущей «Книги про бойца» А. Твардовского, который косвенно уделил этому
несколько строчек. В поэме говорится, что герой «На Карельском воевал за рекой
Сестрою... И не знаем почему, спрашивать не стали, ‑ почему тогда ему не дали медали».
Так оно
и было!
В
марте 1940 года война закончилась. Наступили дни проводов москвичей. Художники
сделали последнюю серию рисунков к Теркину. По их замыслу, он должен был
навсегда покинуть газету, уехать с ними в Москву. Художники уехали, но Теркина
им увезти не удалось[3]. Под
их последней работой Н.Щербаков сделал подписи не такие, какие им хотелось.
Заключительные строчки были обращены к читателям:
Не
впадайте вы в тоску:
Он из
Ленинграда
Едет
в Красную Москву
Получать награду.
Дней примерно
через пять
Теркин к нам вернется,
И
вокруг о нем
опять
Слава разнесется!
Теркин вернулся. Другие художники
продолжили работу над ним. Газетный Вася Теркин долго еще помогал бойцам в боевой подготовке
мирного времени.
Известный советский писатель и
общественный деятель Николай Семенович Тихонов, сотрудничавший с газетой в
1939-
Однако в этой «Книге про бойца» нашли отражение
впечатления от событий трех с половиной месяцев Финской кампании –
многочисленные встречи, беседы, очерки, портретные зарисовки, появлявшиеся на
страницах газеты Ленинградского военного округа «На страже Родины». Ведь образ
Васи Теркина был вывезен А.Твардовским с Карельского перешейка. Вот его
свидетельство от 20 апреля 1940 года ([5]):
«Переписывая в тетрадь карандашные записи для порядка,
я все время думал о том, что же я буду писать о походе всерьез. Мне уже
представился в каких-то моментах путь героя моей поэмы. Переход границы,
ранение, госпиталь, следование за частью, которая ушла далеко уже. Участие в
решительных боях. Какое-то знакомство с девушкой — лекпомом или сестрой. Но ни
имени, ни характера в конкретности еще не было.
Вчера вечером или сегодня утром герой нашелся, и
сейчас я вижу, что только он мне и нужен, именно он. Вася Теркин! Он подобен
фольклорному образу. Он — дело проверенное. Необходимо только поднять его,
поднять незаметно, по существу, а по форме почти то же, что он был на страницах
«На страже Родины». Нет, и по форме, вероятно, будет не то.
А как необходимы его веселость, удачливость, энергия и
неунывающая душа для преодоления сурового материала этой войны! И как много он
может вобрать в себя из того, чего нужно коснуться! Это будет веселая армейская
шутка, но вместе с тем в ней будет и лиризм. Вот когда Вася ползет, раненный,
на пункт и дела его плохи, а он не поддается — это все должно быть поистине
трогательно.
Благодаря тому, что в первый раз он ранен в начале
кампании и что, отоспавшись в госпитале, он, где пешком, где с оказией,
пробирается через весь Карельский перешеек, ему удается видеть очень много —
тылы, дороги и т. п. Тут столько может быть занятных моментов. Нет, это просто
счастье — вспомнить о Васе. И в голову никому не придет из тех, что подписывали
картинки про Васю Теркина, что к нему можно обратиться и всерьез. Моральное же
мое право на Теркина в том, что я его начинал, в том, что я правил чужие
подписи к картинкам Брискина и Фомичева, и, главное, в том, что никто за это
дело не возьмется, а если возьмется, то не сделает так, как это сделаю я, если
все пойдет по-хорошему.
Вася Теркин из деревни, но уже работал где-то в городе
или на новостройке. Весельчак, острослов и балагур…Теркин
— участник освободительного похода в Западную Белоруссию, про который он к
месту вспоминает и хорошо рассказывает. Холост. Очень умелый и находчивый
человек. Играет, на чем придется — балалайка так балалайка, гармонь так
гармонь.
Хоть
в бою, хоть где невесть —
Но
уж это точно —
Перво-наперво
поесть
Вася
любит прочно.
Он умеет и кашеварить. На походе случается ему и блины
печь, и курицу жарить, и корову доить. В нем сочетается самая простодушная
уставная дидактика с вольностью и ухарством. В мирное время у него, может
быть, и не обходилось без взысканий, хотя он и тут ловок и подкупающе находчив.
В нем - пафос пехоты, войска, самого близкого к земле, к холоду, к огню и
смерти.
Соврать он может, но не только не преувеличит своих
подвигов, а наоборот — неизменно представляет их в смешном, случайном,
нестоящем виде.При удаче это будет ценнейший подарок армии, это будет ее
любимец, нарицательное имя. Для молодежи это должно быть книжкой, которая
делает любовь к армии более земной, конкретной.
Даже в
нравах армии это
может сделать свое дело — разрядить
немного то, что в ней есть сухого, безулыбочного и т. п., не подрывая ничуть
священных основ дисциплины. Одним словом, дай бог сил!» Так перерождался из
героя газетного, мультяшного в героя эпического Вася Теркин. Происходило это в
творческой лаборатории автора. И герой начинает жить уже помимо своего
создателя, который 2 мая 1940 года записывает: «Обдумываю своего Теркина.
Уже иной раз выскакивают строчки.
Стал в сторонку,
Изловчился,
В ту
воронку
Помочился,—
это Вася на передовой, когда ребята приуныли
под обстрелом минометов. Одна разорвалась совсем близко. Под обстрелом Теркин
начинает рассказывать какую-то потешную историю:
Вышел поп однажды в поле,
Захотел он...
(Разрыв.)
Дальше
продолжается с естественным пропуском
чего-то:
Хочет
встать — никак не может,
Тут идет один прохожий,
Поп сидит и весь зарделся,
Не поднимет головы.
А
прохожий присмотрелся:
—
Отец Федор — да ведь вы...
(Разрыв.)
А когда Вася один ползет раненый и шутить ему не перед
кем — другое. Вася — не поддавайся. Грезы. Снежная пыльца — пыль в столбе света
в избе, в детстве.
К Васе Теркину (старшина, выливая остаток водки себе в
кружку):
Все
равно (такою каплей)
Не
согреть в бою бойца.
Отступление лирическое:
Лучше
нет воды холодной...»
Из набросков постепенно складываются главы будущей
боевой поэтической летописи.
«Москва. 12. III. 41. - Возвратился из
Прибалтики...
Уже
пропустил два занятия на курсах в Военно-политической академии...
“Теркин” запущен за этот месяц, хотя за время поездки
надумалась (по материалам истории дивизии) очень подходящая глава для начала -
“Переправа” (Кивиниеми)...»
Это было еще за несколько месяцев до начала Великой
Отечественной. 21 марта 1941 года А.Твардовский записывает: «Вчера читал
Маршаку главки “Теркина”. Он был просто взволнован, но необходимо помнить,
что это с ним бывает, а потом он ничего моего, кроме “Муравии”, не помнит.
Одно важное его замечание: стихи свободные, без стремления к эффектам на каждой
строчке. Помнить о деле, о том главном, что хочешь сказать, а строчки сами
собой будут хороши.
Что-то в этом роде я сам не то придумал, не то во сне
видел - что-то чрезвычайно ясное, правильное насчет формы и содержания. А
вспомнить не могу. Какое-то смутное, но очень радостное воспоминание, что-то
очень новое для меня и в то же время не противоречащее резко моей прежней
работе и пристрастиям»[6].
Очень важно, что работа над Теркиным укладывалась в
русло творчества поэта. Для нас интересен именно Теркин и все, что с ним
связано. И тем ценны свидетельства автора, которые он обобщил в статье «Как был
написан “Василий Теркин” (Ответ читателям)»[7].
[1] Н. Щербаков. «Страницы
памяти листая». Рожденная октябрем. Л., 1968. С. 164.
[2] Случай со «спецпайком»
описан Н.Щербаковым в его воспоминаниях.
[3] Н. Щербаков. «Страницы
памяти листая». Рожденная октябрем. Л., 1968. С. 167.
[4] Н. Тихонов. «В дружном
коллективе». Рожденная октябрем. Л., 1968. С. 172.
[5] А.Т. Твардовский. «С
Карельского перешейка». Собрание сочинений: в 5 т. М., 1971. Т. 5. С.428.
[6] А.Т. Твардовский. «С
Карельского перешейка». Собрание сочинений: в 5 т. Т.
[7] Приводится дальше в
сокращенном виде.
Комментарии0
Нет комменариев