История Хопёрского казачества: Казаки на Тамбовщине, Рязанщине, и друг

Разместил ваш материал на казачьих сайтах:

1. Официальный Интернет-форум ВКО "Всевеликое Войско Донское".

2. Донской казачий форум.

О ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОЙ РАБОТЕ НАД РУССКИМ КАЗАЧЬИМ НАРЕЧИЕМ.

                     П. И. Мельников – Давыдов (Донская  Академия казачества).

     Как известно, лексикография является особым разделом современного языкознания, занимающимся теорией и практикой составления словарей различных типов. Русская лексикография имеет длительную традицию, начиная от первых глоссариев, ономастиконов и словников Киевского периода до современной разветвленной системы словарей, справочников и различных энциклопедий. Практически все области  и отрасли современной русской лексикографии охвачены и оборудованы различными общими и специальными словарями, справочниками, словоуказателями и энциклопедиями популярного и узкопрофессионального характера, в том числе и словарями русских народных говоров по областям.

    Однако специального лингвистического словаря казачьего наречия до сих пор у нас нет. В нашем распоряжении имеется только Казачий словарь-справочник в трех томах, изданный А. И. Скрыловым и Г. В. Губаревым в Кливленде (штат Огайо, США) в 1966 г. Этот словарь посвящен памяти потомственного казака Сергея Владимировича Болдырева и содержит свыше пяти тысяч словарных статей, включающих в себя информацию, собранную им  в течение своей жизни и опубликованную на страницах  Исторических Календарей, а также редакционным коллективом словаря.  Данный словарь имеет, безусловно, огромную этнографическую и историко-культурную ценность для нас, так как несет в себе богатые исторические, этнографические, филологические и собственно лингвистические сведения.

     Словарные статьи в нем делятся на несколько типов, преобладающими среди которых являются следующие:

     А) ономастические (т.е. содержащие сведения об именах собственных), например, «Абрамов Григорий Иванович (дон.) – рожд. 1893 г., ст. Урюпинский; есаул; участник Первой Мировой войны, борьбы за Дон в г.г. 1918 – 20 и Второй Мировой войны в рядах противников С.С.С.Р.; эмигрант; умер 6 мая 1956 г. в городе Дармштадте (Германия)»(1, 13). Такие статьи помимо собственно ономастической информации содержат также биографические и различные исторические сведения, которые могут оказаться весьма полезными  при реконструкции генеалогических, патронимических и прочих других построений при создании  конкретных специальных исторических исследований.

    Б) Этнонимические (т.е. содержащие название, самоназвание и сведения о том или ином этносе, проживавшем или проживающем в ареале распространения казачества), например, «Авары – лезгинское племя в Дагестане. Когда –то независимое и могущественное ханство на южных склонах Кавказских гор, известное у персов, как Сарир. В У1-м в. народ того же имени продвинулся на запад до Дуная и поработил там местных славян, которые находились под властью Аваров до 623 г. Этих Аваров русские летописцы называли Обрами» (там же). Эти статьи способствуют  созданию более очерченного этнологического фона для изучения истории казачества с различных позиций.

    В) Урбанонимические (т.е. содержащие название города или частей города в казачьей географической зоне), например, «Азов – бывшая крепость и посад при ней  в Ростовском округе Великого Войска Донского; живописно расположен на возвышенном южном берегу донской дельты в 7 км. от Азовского моря; до 1920 г. порт для погрузки на средиземноморские суда экспортного зерна; вместе с предместьем  Малокановкой около 35 тыс. жителей; 2 лечебницы, женская и мужская гимназии, ремесленное училище, 12 низших школ, 2 кредитных учреждения и свыше 200 торговых и промышленных предприятий; много  исторических памятников, три церкви…» (1, 16) и т.д.  Такие статьи включают в себя ценную историческую информацию о городе или его части на момент кардинальных исторических изменений в судьбе казачества и могут оказаться чрезвычайно полезными в различных исторических реконструкциях помимо того, что они содержат топонимические сведения о местности. Топонимические исследования сейчас являются особенно актуальными и словарь-справочник содержит отчасти и такие факты. 

     Г) Топонимические (т.е. содержащие название того или иного места или локального объекта, имеющего отношение к культурной среде населенного пункта или географической зоне; это могут быть как макротопонимы, так и микротопонимы), например, « Артана – название области, в которой между У111 и Х веками проживало одно из славяно-русских племен. О ее местоположении единого мнения еще не установилось; находят ее и в Перми, и в Рязани, и в Томоторкани (т.е. в Тьмутаракани – П.М.), и даже в Малой Азии. Но самое вероятное решение этого вопроса дает тюркское значение слова Артана: «по ту сторону Таны», «Задонье». И следовательно, Артану надо искать поблизости к позднейшей Задонщине. К тому же выводу приводит сочетание слов греческого летописца У111 века с новыми данными археологии…» (1, 37).

Эти статьи играют особо важную роль  в структуре словаря-справочника, так как содержат информацию о старых наименованиях  различных местных объектах, их происхождении, бытовании и значении в истории того или иного региона. С ними очень тесно связаны гидронимы, которые также обильно представлены здесь.

    Д) Гидронимические (т.е. содержащие  название того или иного водного объекта: это могут быть река, озеро, море и т.д.), например, «Азовское море – в древности известно как Меотийское озеро, соединяется с Черным морем через Керченский пролив. Поверхность 38.000 кв. км.; наибольшая длина с ю.-з. на с.-в. 365 км., наибольшая ширина  230 км., северо – восточная часть суживается в Таганрогский залив. Берега по большей части низменные и песчаные, только на юге  крымский берег  несколько возвышен  и холмист. А. м. достаточно глубоко для прохода средиземноморских судов; там же, где оно засорено наносным из рек илом и песком, судоходство ведется по прочищенному фарватеру» (1, 25). Одним словом подобные статьи помимо того, что носят информационно-энциклопедический характер, содержат также и собственно лингвистические сведения, очень полезные в работе лексикографа с местным речевым материалом. Данные ономастического, этнонимического, урбанонимического, топонимического и гидронимического характера , безусловно, несут весьма важную информацию как для лингвиста (филолога), так и для лексикографа, занимающихся проблемами поиска, сбора, систематизации и кодификации казачьего наречия, существовавшего в пределах южной зоны распространения русского языка. Об этом подробнее смотри: 2, 13 – 30.

   Д) Ойконимические (т.е. содержащие названия населенных пунктов в казачьей ойкумене), например, « Анны святой крепость – построена Россией в 1730 г. на берегу Дона  недалеко от станицы Старочеркасской, взамен Азова, возвращенного туркам. В 1761г. перенесена  ниже по течению и отстроена под новым имененм Крепости св. Дмитрия Ростовского» (1,36). Такие статьи являются особенно полезными в целях восстановления исторических наименований в казачьей ойкумене с одной стороны, а также для реконструирования  реальных исторических фактов и событий, связанных с движениями населения в различных регионах ойкумены. Ойконимические факты очень тесно связаны с различного рода топонимической информацией: они часто дополняют, углубляют и расширяют общую панораму топонимических представлений о той или иной географической зоне. С ними теснейшим образом связаны наименования элементов ландшафта местности той или иной ойкумены, т.е. оронимы.

     Е) Оронимические статьи (т.е. содержащие названия элементов рельефа земной поверхности (хребты, бугры, холмы и др.) непосредственно дополняют общую лингвокраеведческую картину казачьей ойкумены, представленной в словаре-справочнике, например, « Буджак – степи вдоль  левого берега р. Днестра; в ХУ – ХУ11 веках там кочевала Буджакская татарская орда, зависевшая от Крымского хана» (1,92). Такие сведения имеют не только историческую, но и лингвистическую ценность, так как сообщают нам  как о старых, так и о новых названиях элементов ландшафта земной поверхности ойкумены казаков и позволяют значительно уточнить различные сведения по истории близлежащих этносов.

      Топонимика в широком смысле этого слова  дает материал для изучения истории языка, исторического прошлого народов, заселявших определенную территорию, и даже порой является единственным источником информации об исчезнувших языках и народах (см. подробнее: 2, 13 – 14). Не случайно анализируемый словарь – справочник содержит богатую информацию исторического плана наряду с разными лингвистическими сведениями. Так  в нем представлены помимо этого собственно лингвистические статьи.

        Ж) Лингвистические (т.е. содержащие сугубо языковые сведения лексикологического и лексикографического характера), к ним относятся, например, такие: «Антирес – интерес, прибыль» (1,36); «Анчибел – нечистый дух; анчутка – бесенок» (там же); или «Аскаляться – улыбаться, смеяться» (там же, 39). Но у данных словарных статей имеются существенные недостатки: во – первых, в них отсутствуют поясняющие пометы как функционально-стилистического, так и территориально-диалектного характера; во-вторых, отсутствует соответствующая структурно – лингвистическая паспортизация приводимого слова. Эти моменты усложняют работу с лингвистической частью справочника и вместе с тем сигнализируют о наличии перспектив дальнейших словарных исследований  в данной области. На этом лингвистическая информация, представленная в словаре, завершается (она и так составляет далеко не основную часть материала словаря).

        З) Исторические статьи составляют подавляющую часть материала словаря – справочника и делятся на три типа: собственно исторические, историографические и толковые (идеографические). К первому типу, например, относятся такие, как: « Азовский полк – от времени завоевания Азова (1696 г.) составлял казачью часть его гарнизона; после возвращения Азова туркам (1711 г.) переведен в укрепление «Транжемент», возведенное по приказу царя несколько  выше г. Ростова на Дону; в 1769 г. возвращен и Азов; в 1778 г. расформирован, а казаки из него расселились по низовым станицам Елизаветовской и Гниловской» (1, 24) или « Астраханское царство – возникло после падения Золотой Орды в 1480 г. со столицей в Астрахани. Пало в 1556 г., когда Астрахань, ослабленная постоянными набегами донских  казаков, без боя занята Москвой»(там же, 40) и т. д. Данные статьи носят сугубо информационный характер.

        И)Историографические(т.е.содержащие сугубо науковедческую историографическую информацию), например, «Археология – в переводе с греческого языка – «наука о древности». А. изучает памятники  материальной культуры, по которым восстанавливается образ прошлой жизни человеческого общества. Основные методы  А-гии – поверхностная разведка местности и исследование памятников, обнаруженных, главным образом при помощи раскопок с тщательными измерениями их, описаниями, зарисовками и фотографиями, с последующей камеральной (лабораторной) обработкой и реставрацией некоторых материалов» (1,38). Такие статьи, в общем-то, тоже имеют определенную полезность в структуре словаря – справочника в силу того, что они содержат дополнительную информацию о состоянии  исторических наук на момент сбора и фиксации сведений, тем более что работа носит именно исторический характер.

         К) Толковые (идеографические) (т.е. статьи, содержащие толкование или описание каких-либо исторических реалий из жизни казачьей ойкумены), например, такие, как « Аргамак – верховая лошадь; у тюркских народов Средней Азии и у кавказских горцев название аргамак относится к самым лучшим породам, в частности, так называют и кабардинского коня» или «Армуд (гребен.) – дерево из семейства яблочных с желтыми грушевидными плодами, которые съедобны только в вареном виде; то же, что русская айва или пигва»(1,36). Такие статьи полезны тем, что они содержат много этнографической и краеведческой информации, ныне уже сильно подзабытой. Кроме того, они включают в себя сведения об особенностях жизни конкретных народов или родов, населяющих ойкумену, характере их труда, быта и культуры. В сочетании с другими историческими и лингвистическими статьями они создают полную картину исторического состояния населения казачьей ойкумены и обозначают пути дальнейших ее исследований в разных аспектах.

       Одним словом, анализируемый Казачий словарь – справочник (на примере 1-го тома «Абрамов – Зябловский») как образец  первичной лексикографической работы в области описания русского казачьего наречия носит широкий энциклопедический характер и является бесценным источником всевозможной информации по истории казачества и как субэтноса в структуре русского народа, и как особого «военного сословия» в социально – политической организации Российского государства, и как специфической зоны на карте нашего Отечества.

       Помимо этого данный словарь – справочник  служит важнейшим первоисточником и отправным моментом активизации лексической, лексикографической и лингвистической работы над изучением  русского казачьего наречия в районах Дона, Хопра и Кубани. Функционирующая  уже более десяти лет в г. Борисоглебске Донская Академия казачества под руководством ее президента члена-корр. .МАН Голованова В.М. начала в последнее время  развернутую научно – исследовательскую работу над историко – краеведческим и филологическим  описанием района рек Вороны и Хопра с целью создания картотеки топонимов, гидронимов, урбанонимов, оронимов, ойконимов региона.         

     Безусловно, что данные виды лексикографической и краеведческой работы будут способствовать с одной стороны более полной реконструкции казачьего наречия и его функционирования в Прихоперье, а с другой  - описанию употребления русского литературного языка в этом регионе с целью выяснения специфических особенностей закономерностей формирования национальной ментальности (см. подробнее: 3, 18 – 34).

     В программе запланированы исследования не только в области лингвистического, педагогического и исторического краеведения, но и готовятся материалы по филологическому краеведению, содержащие образцы жанров устного казачьего творчества, уцелевшие в устно – поэтической народной традиции после длительного периода репрессий и культурного нивелирования казачьего субэтноса.

    Таким образом, лингвистическая работа над реконструированием и реанимацией русского казачьего наречия как ведущего фактора этногенеза казачьего субэтноса и «военного сословия» представляет собой сложную и кропотливую работу, толчком к которой  и является анализируемый нами Казачий словарь – справочник. Еще большего внимания требуют конкретные фольклорно-художественные тексты, отражающие жизнь, культуру и быт казачьих родов. Методика и методология их реконструкции, реанимирования и анализа также разработаны в нашей академии (см. подробнее: 4).

   Такая работа, безусловно, является  актуальной, нужной и значимой в условиях возрождения казачества и как сословия, и как субэтноса в пределах России. Она позволит нам восстановить историческую справедливость и будет способствовать возвращению казачьей культуры в лоно своей малой и большой Родины.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:

1.    Казачий словарь – справочник., изд. А.И. Скрылов, Г.В. Губарев. Кливленд, Охайо, С.Ш.А., 1966, т.1 – 3.
2.    Проблемы педагогического и филологического регионоведения. Вып.2, под ред. П.И. Мельникова. Борисоглебск, 2004.
3.    Воронежское Прихоперье. Культура. Экология. Педагогика. Борисоглебск, 2005.
4.    Мельников – Давыдов П.И. Лингвостилистический анализ художественного текста.Борисоглебск, 2004.
5.    Мельников (Давыдов) П.И. Историческая стилистика русского языка. Борисоглебск, 2006.

Казаки на Тамбовщине, Рязанщине, и других окраинах Присуда

Оказывается, на территории Тамбовского края тоже селились донские казаки. И не только селились, но так же активно участвовали в восстании Стеньки Разина.

* * *

(...)

В 1635 г. была выстроена крепость Козлов [нынешний Мичуринск]. (...) в Козловский уезд переселялись казаки с Дона и Украины. В 1652 г. их насчитываюсь 196 человек. Правительство разрешало им сохранять не только свое сотенное казачье устройство, но и традиции.
Тамбов был построен в 1636 г. Со строительством города и укреплений появилась необходимость в воинском контингенте. Как и в Козловском уезде в состав тамбовских служилых людей записались выходцы с Дона и Запорожской Сечи. Так, в 1636 г. в слободу на Кузьминой Гати переехали на постоянное место жительства 45 донских атаманов и казаков. Отдельной слободой на Лысых Горах поселились выходцы с Дона. Запорожские казаки (73 человека) также поселились в особой Панской слободе г. Тамбова и только во второй половине XVII в. они слились с полковыми казаками.

Очерк истории заселения тамбовского края.

(отрывок из публикации "ТАМБОВСКАЯ ДЕРЕВНЯ В РАССКАЗАХ СЕЛЬСКИХ ЖИТЕЛЕЙ". Выпуск 1)
Санкт-Петербург Издательство «ИВА» 2004 г.
Автор-составитель: И.В. Поповичева

Тамбовский край с плодородными черноземными землями сам, подобно Дону, стал прибежищем беглых. В этот сравнительно безлюдный район часто заходили донские казаки, селившиеся по Хопру и его притокам.

(...) Еще историки прошлого века отмечали: «...население Тамбова и других здешних городов было весьма ненадежно: многие акты XVII в. открывают нам, что атаманы разных воровских шаек находили себе товарищей постоянно в Тамбове»; «...в этих местах в народе было большое сочувствие к восстанию; скоро вспыхивали бунты; ничего не стоило взять город, овладеть пушками...» В 1666 г. Тамбовский уезд стал местом действия отрядов Василия Уса. К казакам примкнули десятки скрывавшихся здесь беглых крестьян и холопов. Волнения на Тамбовщине не утихали вплоть до выступления Степана Разина.

Намереваясь превратить Тамбов в мощный плацдарм для наступления на восставших, царские воеводы с самого начала столкнулись с большими трудностями: вольнолюбивое местное население выказывало тайные и явные симпатии разницам, с надеждой следило за их действиями и было тесно связано с мятежным Доном.

(...) Восстание крестьян и полковых людей началось 21 октября 1670 г. в деревне Печинищи, в 20 верстах от Шацка, затем перекинулось в Тамбовский уезд, где опорным пунктом повстанцев стало село Алгасово. 23 октября Я. Хитрово «с великого государя ратными людьми и с полковники и с рейтары» подошел к Алгасову и встретил яростное сопротивление «казаков... солдатов и мужиков бунтовщиков», которые «стали обозом» и держали оборону по всем правилам военного искусства.
Командовал ими полковой казак Тимофей Мещеряков. Первое упоминание о нем содержится в отписке Я. Хитрово в Москву о сражении с повстанцами под Алгасово. Это была долгая и упорная схватка. Ратные люди во главе с Хитрово, осадив повстанцев, «к обозу их приступали жестокими приступы, и ис пушак били...». В конце концов царский воевода «село Алгасово велел... зажечь», и только это вынудило восставших сложить оружие. Хитрово не подверг их расправе, как можно было бы ожидать. Он счел за лучшее привести всех захваченных в плен «к вере». Приложившись к кресту, Тимофей Мещеряков «с товарыщи» поклялись «впредь... великому государю... служить по-прежнему и ни х какому воровству и воровским прелестям не приставать, и... великого государя бояр и воевод и всяких приказных людей не побивать, и городов не здавать и не изменить. А где воровских людей проведают, и им их имать и в городы приводить; так же где и про воровской завод уведают, и им извещать». Предусмотрительный Хитрово отпустил Т. Мещерякова с товарищами восвояси, конечно, не из великодушия. Воеводе было на руку, чтобы Мещеряков и остальные в Тамбовском уезде по селам и деревням «сказывали, что вместо смерти дан живот и вина им отдана». По мысли Хитрово, «видя б такую... милость, иные... ни на какую воровскую прелесть не прельщались»
Однако искушенный и многоопытный Хитрово обманулся в своих ожиданиях. Вскоре он с негодованием узнал, что Мещеряков с казаками, оказавшись на свободе, тотчас «завели в Тамбовском уезде в селах и деревнях воровской бунт большой и збираются для воровства в Тамбовском уезде в деревне Семыкино и в ыных селах». Пятитысячное войско под началом Т. Мещерякова, в рядах которого были преимущественно «Тамбовского уезду розных сел и городовых слобод служилые люди и крестьяне» окрестных деревень, сосредоточилось близ Тамбова. Между царскими ратниками и повстанцами происходили частые вооруженные столкновения.

(...) В начале ноября 1670 г. в Тамбовский уезд пришли от разинцев с Хопра и Дона казаки. Они встали лагерем в Верхоценской волости, куда сейчас же начали стягиваться поддержавшие восстание жители Тамбовщины.

(...) В отписке полкового воеводы И. Бутурлина и его товарища А. Еропкина в Разрядный приказ перечислены руководители повстанцев в Тамбовском крае. Помимо Т. Мещерякова названы его брат Василий (он погиб в сражении под Лысогорским острожком); есаул восставших «завотчик и вор» Андрей Серебряченок (Серебряк), казак тамбовской Полковой слободы; атаман восставших Василий Гайдук и «атаман вдовой поп Иван». Ссылаясь на расспросные речи участников восстания, Бутурлин сообщал, что Т. Мещеряков был связан со стоявшим в Керенске атаманом М. Харитоновым. По просьбе Мещерякова Харитонов выслал к Тамбову один из своих отрядов. А. Серебряченок действовал «по указке» разинского атамана Кирилла Осипова. В официальных правительственных документах фигурирует также имя атамана восставших Кондратия Бучнева. Возглавленный им отряд захватил в конце октября 1670 г. Лысогорский острог — беломестный городок Верхоценской волости Тамбовского уезда, расположенный на Белгородской оборонительной черте. Лысогорцы контролировали подступы к Тамбову и находились в постоянной связи с другими повстанческими подразделениями.

В глазах властей наиболее одиозной фигурой среди повстанческих атаманов, возглавивших борьбу народных масс на Тамбовщине, был Тимофей Мещеряков. В Москве с негодованием узнали о его тройной измене и требовали принять по отношению к нему самые крутые меры. В грамоте из Разрядного приказа на имя И. Бутурлина Т. Мещерякову был заочно вынесен смертный приговор, но до приведения его в исполнение следовало его и Гаврилу Корноухова «роспросить и пытать накрепко и огнем жечь». В грамоте оговорено и то, как именно они должны быть казнены: «...при многих лю-дех... им обсечь руки по локоть, а ноги по колени», а затем повесить. Особая изощренность казни, по мнению приказных бояр, послужит уроком и предостережением другим участникам восстания («чтоб, на то смотря, иным неповадно было так воровать и к такому воровству приставать»).

(...) В первых числах декабря 1670 г. Т. Мещеряков, А. Серебряченок, а также многие рядовые участники восстания попали в руки Бутурлина. Две недели спустя правительство подтвердило вынесенный Мещерякову ранее смертный приговор. Та же участь постигла и ближайших его товарищей. Мещеряков, как пишет в Разрядный приказ И. Бутурлин, при допросе «во всем запирался»

(...) Попав в руки карателей, Тимофей Мещеряков проявил исключительную выдержку и самообладание. Ведь он был пытан «накрепко» и тем не менее «во всем запирался», не выдал палачам никаких сведений.

После расправы с Т. Мещеряковым и его сподвижниками восстание в Тамбовском крае не пошло на убыль. Временно отхлынув от Тамбова, пламя Крестьянской войны перекинулось на уезд. Центром движения в этом районе стала Верхоценская волость. Силами повстанцев, сосредоточившимися здесь, в ноябре — декабре 1670 г. руководил опытный атаман Никифор Черток — дядя С. Т. Разина по отцу, родом воронежец. Отделившись от армии Степана Разина, направлявшейся вверх по Волге, и от полков Фрола Разина, действовавших в Подонье, Никифор Черток с отрядом в 400 казаков отправился на Тамбовщину. (...) Черток входил в ближайшее окружение С. Т. Разина, был есаулом в войске восставших.

(...) На исходе осени 1670 г. Никифор Черток с четырьмя сотнями казаков, обогнув Тамбов, вышел к городу Козлову (ныне Мичуринск). Здесь отряд вырос за счет присоединения крестьян до 3—4 тыс. человек. В расспросных речах разинского атамана В. Федорова, попавшего в плен к царскому воеводе К. Щербатому, содержатся сведения о еще большем количестве повстанцев. Так, Федоров утверждал, что Н. Черток пришел «з Дону... с казаками с 4000 да калмыки 9000» 107. Видимо, повстанческий атаман умышленно преувеличивал силы Н. Чертка, с тем чтобы посеять панику во вражеском стане. Ни в одном из других источников данные о численности повстанцев, приводимые В. Федоровым, не встречаются.

Однако количество повстанцев под началом Н. Чертка, по-видимому, и в самом деле было весьма значительным, так как они сумели нанести серьезные поражения ратным людям воевод И. Бутурлина и С. Хрущева. 17 ноября 1670 г. в Козловском уезде, близ Челнавского городка, у козловского воеводы С. Хрущева завязался бой с отрядом Н. Чертка. В своих отписках разным адресатам Хрущев преднамеренно обходит молчанием вопрос об исходе этого сражения, ограничиваясь лишь упоминанием о том, что бой длился «с полудня до ночи» и что «на том бою воровские козаки и изменники отбили 2 пушки».

Е.В. Чистякова, В.М. Соловьев.

"Степан Разин и его соратники"/ Глава 2. Народные предводители/ Повстанческие предводители в Центральных и Южных уездах России.
Издательство «Мысль» 1988 год

Вольная станица

А Антоновское восстание и создание зелёной армии на Тамбовщине возможно было бы без генетического фундамента?

Касинов Владимир Алексеевич о Червленом Яре и "среднем Прихоперье": конструирование прошлого
Термины «местная история», «локальная история» близки по своему смыслу (лат. localis – местный), хотя по-разному трактуются исследователями.
Так, например, Л.П.Репина, В.В. Зверева и М.Ю. Пономарева отмечают, что «в многочисленных исследованиях в области локальной истории, главным образом истории отдельных деревень и приходов в средние века и в начале нового времени, анализировались не только основные демографические характеристики, структура семьи и домохозяйства, но и социальная и географическая мобильность, социальные функции полов, локальные политические структуры и социально-куль-турные представления».
«Микроподходы, - по мнению этих авторов,- получили наиболее широкое распространение и последовательное развитие именно в рамках нового типа локальной истории, основанного на максимальной детализации и индивидуализации исследуемых объектов. Микроподходы становились все более привлекательными, по мере того как обнаруживалась неполнота и неадекватность макроисторических выводов…»[1]
Регионоведы Ю.Н. Гладкий и А.И. Чистобаев, подходят к этой проблеме с историко-геогра-фических позиций, различают «региональный» и «локальный» уровни размещения населения. Они подчеркивают, что «локальные системы – это первичные ячейки территориальной общности людей, сеть близко расположенных населенных пунктов…»[2]
В условиях современной России к таким локальным системам (в уточненной трактовке – «локальным общностям») ученые относят «территориально-административные части субъекта РФ – города, районы, муниципальные образования»[3]. В связи с этим условно можно говорить о местной (локальной) истории, как истории «частей субъектов РФ» в их историческом развитии, и, соответственно, о локальной историографии.
Например, для балашовцев местной (локальной) историей является история Балашовского края, то есть, тех территорий, административным центром которых был г. Балашов - Балашовский уезд, Балашовский округ, Балашовская область, Балашовский район и т.д. В данном случае локальная историография призвана изучать процесс накопления знаний о данных исторических территориях.
Местные исследователи не всегда правильно толкуют понятие «край». Так, например локальный исследователь Н.А. Касинов считает «нашим краем» («нашими местами»)[4] «среднее Прихоперье». Однако, в отличие от В.С. Вахрушева[5], он не отождествляет его с территорией Балашовского уезда. Наоборот, Н.А. Касинов дает совсем другие координаты «нашего края»: от устья реки Савала (в районе нынешнего поселка Новохоперский Воронежской области) до устья реки Аркадак (в райне г. Аркадак Саратовской области).
Вместе с тем, Н.А.Касинов никак не обосновывает указанные выше территориальные рамки исследования[6], хотя постоянно упоминает Балашовский уезд[7]. Однако ни устье р. Савалы, ни прилегающие к нему земли не входили в состав данного уезда. Кроме того, земли Балашовского уезда простирались выше устья р. Аркадак – далеко на северо-запад, до селений Шунькино и Гришино[8].
Кроме того, не понятна необходимость включения Н.А. Касиновым в текст статьи довольно большой информации о «Тамбовско-Шацком крае»[9]. Можно предположить, что Н.А. Касинов и «Тамбовско-Шацкий край» считает «нашими местами».
Вместе с тем, из текста публикации невозможно определить - какое содержание автор вкладывает в понятие «Тамбовско-Шацкий край». Н.А. Касинов, как и в случае с другим конструктом - «среднее Прихоперье», никак не обосновывает необходимость использования термина «Тамбовско-Шацкий край» для целей изучения предистории Балашовского края.
Рассуждая о событиях XVI века, данный исследователь пишет: «Разъезды в сторону Волги интересны тем, что, проходя по степям, пересекали Балашовский, Аткарский и Саратовский уезды и маршрут заканчивался у устья Терешки»[10]. Или: «Станица из Вешек, осуществляла патрулирование по Хопру до устья Савалы и по Савале, а Тилеорманская по Вороне и вдоль Хопра, пересекая Балашовский и др. уезды в сторону Волги»[11]. Но ведь Балашовский уезд возник в 1780 году – причем здесь Тилеорманская сторожевая станица XVI века? Все это говорит о том, что Н.А. Касинов отождествляет предысторию с собственно историей Балашовского края.
А.А. Шенников в монографии «Червленый Яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV-XVI вв.» указывал, что в хоперско-донском междуречье в золотоордынскую эпоху существовало объединение татарских, восточнославянских и, вероятно, мордовских территориальных общин без феодалов с военно-демократическим общинным управлением, подобное будущим казачьим обществам, получившее общее название «Червленый Яр». Это объединение существовало длительное время (конец XIII - не позже 1570-х гг.)[12].
С приближением московских войск червленоярский союз общин превратился отчасти в хоперскую группу донских казаков, отчасти в группу «служилых людей»[13].
«Запустенья» юго-восточной Руси не было. При приближении узкой «пустой» полосы, создаваемой московскими войсками в процессе своего постепенного движения, старожильческое население частично оставалось на местах или лишь немного перемещалось и перегруппировывалось[14].
Зародышами русской части казачества были группы населения приречных лесных полос Червленого Яра. Хоперские казаки - прямые наследники червленоярцев, между червленоярским союзом общин и хоперской группой донского казачества не было хронологического разрыва[15].
Таким образом, на территории будущего Балашовского края постоянное («старожильческое») население появилось не со второй четверти XVIII века, как, например, ошибочно считает В.М. Захаров[16], а гораздо раньше, если учесть, что червленоярский союз общин существовал с конца XIII и по 1570-е годы, а хоперская группа донского казачества была его прямым наследником. В этом, по сути, и заключается эвристическое значение концепции А.А. Шенникова.
К сожалению, некоторые локальные исследователи или не подозревают о существовании этой концепции, или искажают ее смысл. Так, Н.А. Касинов, которого нельзя заподозрить в том, что он совсем не читал монографии А.А. Шенникова, однако по каким-то причинам дает неадекватное толкование взглядов этого ученого на проблему расселения червленоярцев.
Он пишет: «Причины ухода червленоярцев с Хопра до конца не выяснены. Говорится и о ногайской угрозе, и о потере независимости Рязанского княжества, и об увеличении населения до критической точки, в связи с исчезновением последних резервов неосвоенных земель в пределах общинной территории. Именно этого последнего предположения и придерживается Шенников. Для нас же важен сам факт ухода большей части населения Червленого Яра, а не правильность той или иной версии»[17].
Однако, А.А. Шенников пишет об уходе только «части червленоярцев»[18]. Об этом же он говорит и в заключительной, самой важной для такого рода исследований, части книги (об «эмигрировании» или «выселении» «по разным причинам» и «в разное время» «нескольких групп» червленоярцев и их потомков[19]).
В то же время, А.А. Шенников подчеркивает, что «после падения Золотой Орды в течение первой половины XVI в. червленоярский союз общин существовал самостоятельно», а затем, как уже указывалось выше, c приближением московских войск, превратился отчасти в хоперскую группу донских казаков, отчасти в группу «служилых людей». Хоперские казаки – «прямые наследники червленоярцев, между червленоярским союзом общин и хоперской группой донского казачества не было хронологического разрыва».
История же собственно Червленого Яра, как автономного союза общин, завершилась в последней трети XVI века, когда северная часть хоперско-донского междуречья «просто вошла в состав московских земель»[20].
Мало того, А.А. Шенников пришел к выводу о том, что «московское правительство было заинтересовано в том, чтобы не отражать в документах каких-либо старожилов на землях, занятых в ходе «военной колонизации». Правовым основанием присоединения новых земель на юге и было утверждение о том, что «захватываемая земля пуста, не принадлежит никому, или, по обычному русскому юридическому выражению того времени, «впусте лежит»[21].
Таким образом, было бы в высшей степени не корректно приписывать А.А. Шенникову утверждение о якобы «уходе большей части червленоярцев с Хопра». Мало того, после выхода в свет в 1987 году монографии этого ученого, это утверждение вообще нельзя рассматривать всерьез, а тем более относить к числу доказанных исторических фактов.
Кроме того, автор «Червленого Яра», рассуждая о меняющихся границах расселения хоперских казаков, особо подчеркнул: «Имеются основания думать, что в начале XVII в. бывшие червленоярцы, удержавшиеся под названием хоперских казаков на Хопре ниже устья Савалы, воспользовались упадком московской сторожевой службы во время гражданской войны и снова продвинулись вверх по Хопру, и не только на свои старые земли до устья Вороны, но и дальше. В 1612 году хоперские казаки, а с ними и не упоминавшиеся ранее в источниках медведицские впервые официально упомянуты, в связи с тем, что они поддерживали находившегося в Астрахани Заруцкого с Мариной Мнишек и не желали подчиняться ни Москве, ни нижнедонскому общевойсковому казачьему начальству».
«В 1614 г.,- продолжает А.А. Шенников, - когда это неподчинение, по-видимому, еще продолжалось, два низовых донских казака-гонца, ехавших с письмом в Москву по Ордобазарской дороге, почему-то предпочли переправляться через Хопер не в обычном месте против урочища Червленый Яр, а выше, близ устья Карачана. Несмотря на эту предосторожность, они все же подверглись нападению, от которого, впрочем, сумели отбиться. Видимо, Червленый Яр в это время снова был не пуст и, вероятнее всего, занят мятежными хоперскими казаками».
«По другим сведениям, - подчеркивает А.А. Шенников, - после 1612 года группа «воровских казаков» во главе с неким Гришкой Черным имела «юрт» на Хопре ниже устья реки Карайгар (ныне Карай), т.е. много выше устья Вороны близ нынешнего города Балашова»[22].
Причем, слова «воровские казаки» А.А. Шенниковым заключены в кавычки. Известно, что в те времена так называли, прежде всего, тех, кто выступал против действующей московской власти (например, «Тушинский вор»); воров же, в современном смысле слова, тогда называли по-другому - "тать".
То есть, для объективного исследователя "воровские" казаки, о которых пишет А.А. Шенников, - это не люди «низшего сорта», а казаки, отстаивавшие свое понимание свободы. Намекать на обратное – значит смотреть на исторические события глазами московского правительства, т.е. «идти за документом», отрицать историческое значение казачьей вольницы, казачьих восстаний.
Важно подчеркнуть и другое - А.А. Шенников не отделял атамана Г.Черного и его казаков от той части вольного хоперского казачества, которая решила «снова продвинуться вверх по Хопру», дальше «старых казачьих земель».
Таким образом, наличие юрта Г. Черного «близ нынешнего города Балашова» - всего лишь один из многих фактов, подтверждающих наличие казачьих поселений на территории будущего Балашовского края.
Однако и это сообщение ученого Н.А. Касинов попытался поставить под сомнение. Он утверждает: «Известие о Гришке Черном относится к первой четверти XVII века, т.е. когда юрт еще не имел значения, как земельный надел»[23].
Но Н.А. Касинов не раскрывает своего понимания термина «земельный надел» применительно к изучаемому периоду - десятым годам XVII в.
Но если учесть, что данный локальный исследователь акцентирует внимание на 1619 г., когда «правительство приступило к «верстанию» в служилые казаки» и выделению им «поместий»[24], то можно предположить, что под «земельным наделом» он подразумевает именно «поместье».
Вместе с тем, исследователь, сообщая данные о наделении казаков поместьями по всей России (всего ок. 1500 чел.), не приводит никакой информации о «верстанных» на государственную службу из числа вольных хоперских казаков, в том числе, тех, кто мог получить поместья.
Правда, Н.А. Касинов пишет о казаке Пронке Трифонове, как о получившем «свой юрт» в районе нынешнего г. Поворино, якобы, в связи с поступлением «на государеву службу в 1619 г. или за московское осадное сидение 1618 г.». Но это утверждение ни на чем не основано и не подкреплено историческими фактами. То есть, в данном случае можно констатировать наличие необоснованной догадки.
Итак, Н.А Касинов, подвергнув сомнению сведения А.А. Шенникова о наличии казачьих поселений на территории будущего Балашовско края («близ нынешнего города Балашова»), в то же время, не смог привести конкретных доказательств наличия «верстаных» на государственную службу хоперских вольных казаков, получивших поместья в изучаемое время.
Однако именно этот момент, видимо, и должен быть по замыслу Н.А. Касинова решающим аргументом в критике тезиса автора «Червленого Яра» о наличии казачьих поселений «близ нынешнего города Балашова».
Увлекшись «поместной» версией, Н.А. Касинов почему-то «не заметил» главного пункта концепции А.А. Шенникова - об общинной и полукочевнической специфике хозяйства вольных донских, в т.ч. и хоперских казаков - наследников червленоярцев.
Автор монографии «Червленый Яр» подчеркивает, что хоперские казаки, как и другие восточнославянские казачьи группы, по крайней мере, до середины XVIII века, «местами и дольше», имели «хозяйство с преобладающим пастбищным скотоводством и второстепенным, иногда еще очень слабым земледелием».
Что же представлял из себя юрт в условиях общинного казачьего землепользования на Дону и Хопре? Юрт представлял собой полосу земли, вытянутую перпендикулярно реке. На ней близ реки находились зимние пастбища с загонами для хранения сена и кормления скота, сезонно обитаемые зимние селения (базы, зимовки) и крепость-убежище (городок), он же общинный центр»[25].
Дальше от реки располагались поля, далеко разбросанные друг от друга вследствие применения залежной системы земледелия. Еще дальше располагались летние пастбища. «По этой полосе, - отмечает ученый, - совершалось сезонное возвратно-поступательное кочевание казачьих семей…» Остатки кочевания на расстояния до 20 км отмечались даже в середине XIX в.[26]
Вплоть до XVIII в. у донских казаков не было ни станиц, ни хуторов, а лишь городки, зимовники (базы), летники (коши)[27]. Даже в XVIII в. у хоперских казаков – составной части донского казачества - можно было встретить «жилые полуземлянки под названием «шиш» в виде конических шалашей с очагами»[28].
Таким образом, юрт вольного хоперского казака Г. Черного, скорее всего, был формой казачьего общинного землепользования – господствовавшего в исследуемый период. Вероятно, на его территории существовал и городок. В связи с этим представляется весьма убедительной версия В.И. Грабенко[29] о существовании преемственной связи между этим казачьим поселением и будущим селом Большой Карай[30] (вошедшим позднее в состав Балашовского уезда).
Предположение же Н.А. Касинова о том, что «ватага» Г. Черного в 1614 году «влилась в какой-нибудь более крупный казачий отряд»[31] не подкреплено историческими фактами и поэтому несостоятельно.
То есть, Н.А. Касинов не учел существенного факта - в монографии А.А. Шенникова речь идет именно о вольных казаках, которые, как отмечает и Н.А. Касинов, в своих «челобитных 1618 года требуют увеличения жалования, но ничего не говорят о наделении землей»[32]. Вероятно, в то время у казачьих общин не было потребности в каких-то дополнительных земельных угодьях.
А.А. Шенников подчеркивает, что там, где осуществлялась «вольная колонизация» окраин России, отмечаются некие общие черты социально-экономической эволюции:
-ничтожная плотность населения,
-практически неограниченное многоземелье,
-полная неспособность государства как-либо контролировать использование неизмеренных и необмежованных земель,
-господство предельно экстенсивных систем хозяйства вообще и т.н. заимочного общинного землепользования,
-фактическое владение землей со стороны казачьей общины,
-занятие и эксплуатация членами общины (в пределах общинной территории) такого количества земли, какое они могли физически освоить[33].
В связи с этим, нельзя преувеличивать и масштабы процесса «верстания» казаков на государственную службу в десятые годы XVII в. Как подчеркивает В.М. Безотосный[34], донские казаки лишь в 1671 году приняли присягу на верность царю[35]- самыми последними из всех казачьих войск. Мало того, «неоднозначная роль, которую играли казаки в Смутное время, побудило правительство в XVII веке проводить политику резкого сокращения отрядов служивых казаков на основной территории государства»[36].
Таким образом, в то время, о котором пишет Н.А. Касинов, донские (а, значит, и хоперские) казаки оставались в массе своей вольными казаками. И лишь с 1721 года, то есть при Петре I, казачьи части стали находиться в ведении казачьей экспедиции Военной коллегии. В этом же году царь упраздняет выборность войсковых атаманов и вводит институт наказных атаманов, назначаемых верховной властью.
Окончательно же независимость казачество потеряло при Екатерине II после подавления Пугачевского восстания. Символом этого события стала ликвидация Запорожской Сечи. Только в 1802 году было разработано первое Положение для казачьих войск, а в 1838 году был утвержден первый устав для казачьих частей[37].
Но проблема заключается даже не в том, что Н.А. Касинов отказывает казакам Г. Черному и П. Трифонову в статусе «колонистов» «нашего края». Он, вероятно, не осознает, что хоперские вольные казаки, имевшие юрты в районе нынешних населенных пунктов Большой Карай и Поворино, так и те казаки, что располагались в районе Пристанского городка и ниже - жили на территории будущего Балашовского края, если иметь ввиду его максимальную площадь - более 38 тыс. кв. км[38].
В свете этого очевидного вывода не так уж важно - один или несколько юртов было отмечено «близ нынешнего города Балашова» в исторических источниках.
То есть, Н.А. Касинов, неправильно определив координаты «нашего края» («наших мест»), также как и ряд других локальных исследователей, «конструирует» предисторию Балашовского края.
В этом же контексте несостоятельным является и вывод Н.А. Касинова о том, что Тилеорманская сторожевая станица являлась «первым по времени упоминанием в документах русским поселением в нашем крае» и даже «колыбелью колонизации Среднего Прихоперья»[39]. («Станичники из Мещеры, - не без патетики утверждает данный исследователь, - стали первопроходцами нашего края»[40].)
А.А.Шенников в разделе «Сосуществование русских и татар в Червленом Яру» убедительно показал, что русские поселения на этой территории появились гораздо раньше, чем указанная выше сторожевая станица. Говоря о конце XV века, он подчеркивает: «Очевидно, что червленоярцы-русские, жившие в прихоперской лесной полосе, заготовляли на зиму сено не только для своего скота, но и для соседей-татар»[41] .
В другом балашовском сборнике - «Из истории Прихоперья и Балашовского уезда»[42] - Н.А. Касинов рассуждает о детях боярских применительно к "среднему Прихоперью". Он пишет: «Т.о. правительство не забывало о семьях попавших в плен или погибших детей боярских, наделяя их землей и угодьями. Кроме этого, они получали льготу на 7 лет по уплате налогов. Есть и другие примеры[43] но этот взят именно из-за того, что это первое упоминание о детях боярских Косиновых, потомки которых, но уже однодворцы, через 150 лет поселились в селах Свинуха и Дурникино Балашовского уезда»[44].
Однако непонятно на чем основан вывод о том, что однодворцы, поселившиеся через 150 лет в селах Свинуха и Дурникино Балашовского уезда, являются потомками детей боярских Косиновых? Для такого вывода одного совпадения фамилий явно недостаточно[45].
Автору статьи нужно было по документам проследить все передвижения этого рода по российской территории за 150 лет и показать, что свинухинские и дурникинские Касиновы это и есть потомки детей боярских Косиновых. Но этого, судя по публикациям В.А. Касинова, не было сделано.
Таким образом, изложенные в данной статье факты позволяют утверждать, что В.А. Касинов "конструирует" прошлое.
ПРИМЕЧАНИЯ /смотри по ссылке!/
© НЭИ «Российская историография», историко-историографическое составление, реферирование, комментарий, 2012
http://klio.3dn.ru/publ/44-1-0-370

Это ещё кто?

Иллюстрация с этнографической выставки в Москве вторая половина 19 века

Печатно издавалось позже , года два назад читал , картинки показались забавны кинул себе , если попадется источник кину ссылку.

Тут можно посмотреть

http://russiahistory.ru/e-tnografichesk … -v-moskve/
и тут
http://www.rgo-sib.ru/news/170.htm