Из недр миллионных бумаг откопал не то допрос, не то разговор Подвойского с командиром полка дивизии Киквидзе Чайковским, о причинах бегства Киквидзе из Филоново. Особенно удивило рассказ о том, что - "откуда женщины в эскадронах? - Местные казачки, их сегодня отправишь, а на завтра опять двадцать-двадцать пять появляется."
Наверное пострелять из мосинки приходили, не иначе.
Первая часть, сегодня одолел.
Станция ЕЛАНЬ. 1-ое августа 1918 года в 4 час. 30 минут.
Показания Чайковскаго, Командира Полка дивизии Киквидзе об обстоятельствах отхода от Филоново.
Я бы очень просил вас предать суду тех, которые оставили станцию Филоново, которые оставили тыловые части, не держа с ними никакой связи, так что, когда их известили, что нужно отступать, у них в тылу все было занято кадетами. И мы отступая думали, что это нише прикрытие и когда открыли пулеметный огонь, мы были вынуждены были ставить свои пулеметы и пробивать дорогу. Сил у кадетов было немного, если их считать тысячи 2-3, то это максимум.
Подвойский: Из кого они состояли?
Чайковский: Главным образом из кавалерии, но она идет спешенная.
Под.: Сколько казаков среди кадетов?
Чайк.: Было много в форме защитного цвета, так что я лично отступая через мост был в 30 верстах за кавалерией и принял за своих и только в конце выяснилось, что это не наша, а его. Говорят, что это была кавалерия калмыцкая.
Дело рисовалось так: когда тов. Сиверс со своей бригадой отступил, моему полку была дана задача выступить в Родничек и продиржаться, пока Сиверс приведет в порядок свою часть. Мы провели 2 ночи, мы и 3-ий Стрелковый полк. Уверенность в солдатах была большая, что какия-бы то силы не наступали, мы заняли удобную позицию, разставили пулеметы и они сбить не могут, тем более, что солдаты были проникнуты мыслью или победить или умереть. Единственно, что могло бы нас выбить – это артиллерия, но пехота не могла, п.ч. во 1-х была большая уверенность, а во 2-х позиция была занята великолепно, так что на пулемет открыто идти не могли.
Ночью на 3-ий день 29-го отозвали с полком в Филоново, задачи определенной я не получил, только сказали, что Бударино нужно отбить, поэтому выступайте на Филоново. Предполагается наступление на Бударино и нужна часть, которая могла бы защитить станцию.
Я отступил и занял крайний участок, о котором было сказано. С сказал людям окопаться, так как наша задача не определялась. Мы вывезли все положительно.
Через несколько дней они начали обстреливать, но там уже было пустое место, так как мы отошли на станцию Филоново. Я зашел в штаб, хотел выяснить относительно нашей задачи, чтобы определенно подготовиться, но в это время послышался взрыв, загорелись снаряды.
Подв.: Отчего загорелись?
Чайк.: Неизвестно отчего, я только взошел к тов. Киквидзе, сказать, что я прибыл в порядке, какая задача мне предстоить и в это время был взрыв и он ничего не успел мне сказать, п.ч. все бросились тушить. Тогда сгорел 1 вагон, но снаряды не погибли, это был цейхгауз.
Бабин: Это вероятно был злой умысел.
Чайк.: Я ничего определенного сказать не могу. После этого пожара, это было в ночь на 30-ое, он был почти совершенно был потушен, часа в 3 ночи я пошел домой, лег спать, у меня в это время был товарищ – заведующий снабжением. Часа через 2 приходит заведующий хозяйством и другие, спрашивают: как прикажите, все грузятся. Я спросил, куда грузятся, приказа никакого не было, ступайте и не смейте этого делать. Мне не приходило в голову, что мы можем оставить станцию Филоново, я даже не придал этому большого значения, еще полежал и отправился в Штаб Дивизии. Я своим говорил, что бы они пошли в Штаб Дивизии, они пошли и там им сказали, ждите приказания и без приказа никакой погрузки быть не может.
Утром я пошел в Штаб Дивизии узнать в чемь дело. Тов Киквидзе и Медведовского не застал, спросил, куда они уехали, на Штабе Дивизии никто не знал. Это было часов в 6 утра. Один из товарищей даже заметил, что взяли корзинки и куда-то поехали, а мы ничего не знаем. Снова я остался в неопределенном положении, это было утром.
Подв.: А Сиверс когда снялся.
Бабин: В это время Киквидзе выяснял положение частей Сиверса.
Чайк.: После этого я поехал посмотреть, объехал весь фронт, сделал некоторые указания, но особенных мер не принимал, п.ч. ждал получения задачи. Только указал, что неправильно поняли задачу и нужно установить 1 прорыв.
Уехал обратно, что бы ожидать тов. Киквидзе и выяснить, почему производится погрузка и такая паника. Я сам еще не погрузился.
В это время начала обстреливать артиллерия и слева проехали цепи. Я снова поехал к Киквидзе, но ни его, ни Медведовского небыло и ничего определенного в Штабе сказать не могли.
Я поехал на позицию и сказал всем моим, приказал – никто не смейте отступать, защищайтесь до последняго. Позиция у меня была хорошая, преграды нет, но обставлена великолепно, так что сбить они не могли, могли положить много жертв, это все у меня прекрасно держалось. Там бой продолжался, я все время то на позицию поеду смотреть положение, то посылаю ординарцев в штаб узнать, какая наша задача и почему все уезжают и в случае отступления надо-ли уничтожить то, что имеется. Киквидзе я так и не увидал, но случайно встретил Медведовского. Он говорит: я снял ваш 2-ой батальон с позиции, его заместит первый и мы будем отступать. Это было часов в 9-10 утра.
Подв.: А во сколько часов Сиверс снялся.
Бабин: Начал в 3 часа ночи, в 5-6 часов Киквидзе выяснял положение его частей, а в 8 он упрашивал его остаться.
Чайк.: Я вижу такую панику, но все-же имел надежду на тыл. Послал конных разведчиков к железно-дорожному мосту узнать, в каком положении дело, прикрывают ли там части наш тыл. Они вернулись, говорят, что там стоит пехота, но я думаю, что они видели уже пехоту кадетов.
Я был спокоен и все таки надеялся, я продолжал свое дело, поехал в окопы, там шел обстрел, несколько человек убило, но настроение было великолепное.
Наконец я распорядился начальникам команд, что бы в случае, если будет приказ отступать, что бы зажечь станцию, главным образом снаряды, п.ч. мне до этого было сказано, погрузится и вывозить обозы. Я сказал: - что можно вывозить, а остальное зажечь, главным образом, что бы снаряды не остались, это было часов в 9 утра.
Потом подъезжает Медведовский на автомобиле и говорит – я снял 2-ую батарею и заменил ее 1-ой, отступайте на деревянный мост, я приказал адъютанту и 2-м разведчикам подъехать к батарее и сказать, чтобы отступали к деревянному мосту, а сам решил поехать на этот мост и посмотреть, в каком положении путь отступления. Смотрю лошадь и 2 конных стоят, я издали кричу: что, товарищи, здесь наших нет, они ничего не ответили.
Я вернулся на позицию, что бы посмотреть, что делается. Чехо-словаки уже отступили, я спрашиваю у них: как наш 2-ой батальон, снят или еще стоит, они говорят, что еще стоит. Тогда приехал ко 2-му батальону и говорю, что приказано отступить, командир 2-го батальона был на правом фланге, он не поверил и говорит, что это не может быть, мы должны биться до последняго, надо проверить, так ли это и пришел спросить. Я говорю, что да, приказано отступить. Наши части начали отходить. Мы пришли к этому деревянному мосту, в это время на другом берегу Бузулука стояли кадетския цепи, его кавалерия и шел бой артиллерийский, а на бугре была целая группа.
Я увидел, что положение неважное и что нас не посвятили, можно-ли отступать другим путем, так как Медведовский определенно сказал, что отступать на деревянный мост.
Наши начали отступать и сейчас же противник начал налегать. Когда мы подъехали к Филонову, там небыло ни одного солдата. Когда мы отошли к деревянному мосту, противник начал нас обстреливать, мы моментально 2 пулемета установили на мосту, открыли огонь к противоположному берегу, где он стоял и это нам задачу облегчило. Я перескочил на другую сторону моста и смотрю стоит кавалерия. Я говорю: это кадеты и командую: - огонь. Наши говорят – это наши, я подзываю одного, он слезает с лошади и идет, но встретился с нашими красноармейцами сейчас-же поехал обратно, а наш пулемет в это время работает и они должны в это время стихнуть, п.ч. мы их пулемет сняли. Я приказал дать залп вверх, а они в это время выкинули белый платочек и пулемет открыл по ним стрельбу. Недалеко от нас, на опушке были кусты, их заняли цепи и получилось опять неопределенное положение, мы были оставлены одни. Я не знал, противник ли это или те люди, которые прикрывают наш путь отступления. Снова подъезжаем туда ближе, а пули свистят, так что определить нельзя, по нас стреляют или вообще обстреливаются.
Потом мы обнаружили, что это тоже кадеты и после этого открыли огонь по этой цепи, они скрылись несколько в лесу. Это задачу облегчило, пулеметы поставили на мосту дали возможность перейти. Но многие утонули в реке, потому что многих лошадей перебили.
Подв.: Сколько на мосту, десятка 2-3.
Чайк.: Больше, человек 100. Я весь свой полк привел туда. Во 2-ом батальоне не было ни одного человека потерь. Были потери в окопах и когда отступали нескольких ранило и убило, двое сами себя, взорвали, говорят: кадеты, не сдавайтесь и один подложил бомбу и взорвал сам себя. Это было когда был приказ отступить. Паника продолжалась, но они не отступили оттуда и решили выручить. Мне передали такое постановление и тогда оттуда решили приходить со всех сторон, потому, что левый фланг тоже был открыт, остался один мой полк, 3-й Стрелковый Полк.
Сняв позицию по реке Бузулук, должен был там выставить 1 роту и она могла бы держать полка. Тут только нужно было поставить людей и все было-бы великолепно и я положение не знал и не безспокоился.
Подв.: 3-ий Стрелковый был у Сиверса или у Вас?
Чайк.: Нет, у нас. Эта позиция великолепная и через реку неприятель никак перейти не мог. Я тогда собрал 1-ий батальон а за 2-м сам поехал, снял с позиции, привел в полк и по взводам объехал и решил людей собрать, чтобы легче, в случае нужды разсыпаться. Мы отходили и сгруппировались у моста. Тут положение было трудное. Когда подвел, все таки части перешли, некоторые трусливые не рыскнули, многие утонули, часть осталась в садах, в ямах, остальные перешли. Бил неприятель очень метко, обстрел был великолепный, но немножко сглупил он в том, что поставил пулеметы на бугре, а ему нужно было-бы поставить внизу. Поэтому он нас мало поразил, хотя обстрел был великолепный, но как-то специально мало поразил и мы, таким образом, старались скорее пройти это пространство.
Когда наши части перешли речку, я приказал всем пехотным частям, которые перешли, открыть огонь по бугру, что бы наши перешли. Они поставили и начали обстреливать, но когда начали обстреливать, то они стали отходить. Когда вышли на лужок, я велел стрелять, но меня не послушались и тоже паника произошла. Свист пуль сильно нервировал их, несмотря на то, что я кричал: стреляй в 1-го, который отходит. Мы уже отступали в безпорядке, без всякой цепи, стараясь быстро пройти это пространство, где у него был сильный ружейный огонь.
Когда прошли это пространство, подошли к станции Филоновской, у нас была задача узнать, занята-ли станица или нет. Мы сгруппировались и решили пробивать дорогу в другом месте. Вошли в станицу Филоновскую, там никого небыло, перебрались через реку, пошли дальше и там только увидели наши части. Там был тов. Киквидзе, чехо-словаки, кавалерия, все были там и к этому времени подошли мы. Это было часов в 10-11, точно определить не могу. Я хотел обратить ваше внимание, что ни 1-ой подводы не было и оставили раненых, ни одного нельзя было вывести. Бывало так, что везут 2 пулемета, а тут раненные и приходилось решать, кого бросать, пулеметы или раненных и приходилось бросать пулеметы, сняв замки и вести раненых Мы принуждены были сбросить 2 пулемета и отвести раненных, а неприятель уже объезжал и настигал.
Вот факты, которыя были, а затем я откровенно говорю, губили людей. Если мы решили стоять и держаться, то у нас должна быть надежда. Как я могу держать фронт, если у меня люди бегут, а со стороны штаба не было никаких распоряжений, что бы обеспечить, а положение создалось адское и мы были отрезаны. Я не особый знаток в военном деле…..
Подв.: Вы бывший прапорщик.
Чайк.: Да, но все таки имею некоторую подготовку, был 5 ½ месяцев в поле и на курсах я побывал и я вывел свое заключения, что так сражаться нельзя, в Дивизии не может быть писарь начальником Штаба, который никаких распоряжений не давал. Я ни одного распоряжения не получил, когда нужно было отступать, ни одной подводы не было подано, что бы раненных отвозить, а между прочим вещи возили группами, я даже сказать, чтобы оставили. При такой организации Штаба Дивизии, где нет опытного руководителя, где начальник Штаба Дивизии может только бумажку написать – это зря губить людей. Если-бы мне предоставили все самому, сказали, что я один остаюсь в Филоново, то я бы знал как действовать. Там была великолепная позиция, там была река, а то я надеялся на сзади стоящие части, наконец в последний момент говорят, что бы отходить на деревянный мост, когда я мог бы отходить направо. А я не знал, что там делается. Главный дефект в том, что у нас Штаб не выработал никакого плана, какие занять позиции, как отступать, ни одного распоряжения от Штаба мы не получили. Я понимаю, что в Штабе Дивизии, где каждый Полк действует на своем участке, а остальные полки должны действовать по указанию Штаба, надо, чтобы в Штабе сидели лица, которые бы не предали. Солдаты у меня все возмущены, говорят, что в Штабе предателей. Если-бы нам не сказали отступать, а сражаться, мы могли м.б. разбить и вдруг ночью мы отошли. Почему произошла паника, потому ли, что Сиверс отказался или почему другому, но положение создалось такое, что тут много есть преступнаго, несознательнаго, а просто потому, что сидят люди, которые не могут руководить этим делом, сидят какие-то дураки, которые не в состоянии взводом командовать, а он целой дивизией командовал. К нему приходишь за распоряжением, а его нет. Я сколько искал и случайно встретил на улице Медведовского в автомобиле, он тоже был на позиции. Нельзя-же всем бросаться непременно на фронте, надо и тыл обеспечить, а то общих распоряжений чисто военных, тактических нет и благодаря этому отсутствует организованность связи.
Подв.: Сколько теперь у Вас человек?
Чайк.: Было 1200, а теперь вероятно половина. Я не скажу, что очень хорошие, но по некоторой степени мне удалось взять их в руки.
Подв.: А когда вы вступили?
Чайк.: Я вступил 30-го мая в Тамбове, пробил там 6 дней и главное внимание обратил на то, чтобы они самостоятельно ничего не предпринимали и если действуют, то только организовано.
Подв.: А батальонные у Вас какие?
Чайк.: Затем обратил внимание на то, чтобы они не занимались мародерством и ничего не брали, сказал определенно, что буду разстреливать и в этом отношении, когда мой Полк где стоял, жители были довольны. Я старался им внушить, что мы должны завоевать положение не штыками, а сознанием и если будут хорошо относиться, то меньше будут иметь врагов, а каждое несправедливое поражение порождает врагов. Я на это обращал внимание и по этому поводу был определенный приказ, который отдавался по Полку, а затем многие руководители, я почти всех назначил солдат, подчинились моему влиянию. Хотя у нас сохранилось выборное начало, но я уволил 1-го командира 2-ой роты, сместил его по несоответствии и затем просто сам назначил. В одной части были недовольные, но я сказал, что требую выбирать людей, которые соответствуют, а иначе не допущу.
Батальные у меня, один бывший прапорщик, имеет кресты 4-х степеней, а другой батальонный тоже был на войне, имеет отличия и был старшим унтер-офицером. Встречались бывшие офицеры, но дело в том, что они годны в тылу, а на фронте или стесняются или боятся, но принять их нельзя.
Я вступил в Полк, провел организацию согласно штатам. Сначала были 3 батальона, но я сказал, что раз не хватает на 2 батальона, то зачем создавать новые батальоны.
Подв.: Теперь, что по Вашему мнению лучше всего сделать, чтобы привести в здоровое состояние всю Дивизию?
Чайк.: Назначить таких лиц, которые могут это сделать.
Подв.: Стоит ли отводить отсюда, поближе к Преображенской провести?
Чайк.: Какую цель вы имеете, разсчитываете ли Вы на эту часть, как на такую которая может оказать сопротивление? Я думаю, что если так, то можно.
Подв.: Вы нам сломали весь план, который имел все шансы на успех. Сверху от Поворино должны были идти расчищать путь. В это время началось наступление под Царицыным, подошли к Арчеде и если бы Вам не только стоять, но маневрировать, за полотно зайти, но не сделать такого положения, как сейчас. И сейчас нам нужно не ломать всего того, что мы здесь с запада и с севера предполагали. Невозможно, чтобы было пустое пространство, которое будет занято маленькими разъездами, а фронт большой. Исходный пункт нужно взять по реке Черной.
