Борисоглебская оппозиция в лицах (Страница 6 из 9)

Спасибо за объективность. Завидное умение удерживаться от эмоций - пример для паствы Боронлайн.

     Дима, наверное ты врёшь. Пишется что-то типа протокола.
     Но я заметил одну твою редкую особенность, которую я не отметил тогда в посте "о Диме № 1":  ты вездесущ и всеяден. Как Старик. (Думаю, ты должен остаться довольным сравнением - качество для сетевика похвальное!). И, как он же, везде без помарок. Именно это даёт мне убеждение, что ты  искренен. Потому продолжаю. (Надеюсь, не потеряли интерес ещё двое-трое.)

Кандидаты в секретари
     Выбор всегда кажется большим, но и тщательный анализ не приводит порой к верному решению. Нелегко узнать человека, предсказать же, как он изменится после избрания  и вовсе не просто.  Короче, расклад для замены на конец 2003 года был в моём представлении такой: Полянский, Мямлина, Мордвинцев, Татарников. За ними, если никто из них не проходит, - Акулинин и Богданов, и, возможно, Курепин.
    Виктор Иванович  Акулинин, впрочем, вряд ли был бы избран в силу его некоторой отчуждённости от основной массы коммунистов. Прекрасно владея знаниями в области политэкономии, законов  материализма и диалектики, обладая  логикой и убедительностью в процессе изложения мысли, он, скорее, напоминал бойца одиночку. На выборы в Совет шёл осознанно самовыдвижением, объясняя это не ситуацией, а личной позицией (бравировать партийностью перед избирателями было не в его правилах). Его склонность к некоторым идеям (национализм, реформа или ревизия коммунистической сути)  меня  настораживала. Хотя, не утверждаю, что я абсолютно прав, проповедуя интернационализм как святыню и отдавая предпочтение  коммунистам перед  социал-демократами. Некоторые его убеждения, на мой взгляд, расходились с партийными нормами.

     Игорь Евгеньевич Богданов -  интеллигент исключительной порядочности,  как и Акулинин - гуманитарий, кандидат наук, при всём его уме и рассудительности, был человеком мягким и осторожным. Он не был, к сожалению, способен на отчаянный и твёрдый шаг. Что касается теории, тут он, как  и Акулинин, да,  впрочем, и Мордвинцев с Татарниковым, был куда сильнее меня. К сожалению, в наше время классики и их законы превратились, по моему убеждению, в мёртвую догму, и я прекрасно без них обходился, хотя не препятствовал никому призывать их в помощь партийной работе.   Но   хладнокровная   рассудительность   Богданова,  умение  ровным голосом успокоить и почти загипнотизировать собрание были бесценным кладом в случаях, когда надо было выйти из спорной ситуации. Я пытался склонить его к руководству хотя бы на время, чтобы заложить в организации опыт профессионального руководства ею, но он,   сославшись на обстоятельства,  твёрдо отказался.

     Виктор Васильевич Курепин - неудержимый активист и  критик всех позиций, занимаемых райкомом, способный и молодой (1954 г рождения), вызывал сомнения откровенной дружбой с нашим оппонентом  Водолазским и не мог рассчитывать на избрание и мою рекомендацию. Потому я и не спрашивал его мнения насчёт секретарства. Но как вариант, его кандидатура могла быть рассмотрена, в случае крайней нужды.

   У остальных не было либо стажа и опыта, либо склонности, либо просто умения и возможностей. Из той же  четверки,  способной возглавить парторганизацию и не подвести, каждый имел минусы совершенно объективные, и они, прежде всего, решали вопрос выбора: чем их меньше, тем вероятнее выбор в пользу  кандидата.

    Станислав Николаевич Татарников был в организации всего 4 месяца и при всей его весомости и авторитете, чиновном прошлом и  партийной хватке, этот аргумент против избрания было нелегко преодолеть. К тому же им владела навязчивая идея о товариществах, механизм работы которых он знал в совершенстве, но которую никто из моих коллег, как и я сам,  не могли до конца понять и, тем более, принять. Либо не очень ей доверяли.
На одну из конференций в Анне, я взял его с собой, чтобы проверить его идею на первом секретаре обкома Р.Г.Гостеве. Тот согласился его выслушать перед аудиторией, но в комментарии был краток: приветствуются всякие идеи, способные принести пользу партийной работе. На мой прямой вопрос, как он оценивает  идею конкретно, Руслан Георгиевич  без энтузиазма отговорился рекомендацией: попробуйте сами, что выйдет – расскажете. Развития идея не получила - ни при мне, ни при других секретарях после. Но самое настораживающее в ситуации было убеждение Татарникова, что эти товарищества могут улучшать жизнь россиян эффективнее, чем работа парторганизации. Я справедливо полагал, что идея имеет право на жизнь, но - параллельно, а не вместо КПРФ.  Дело в том, что Станислав Николаевич, как ни странно, был убеждён: законы в России достаточны, чтобы, умело ими пользуясь, жить прилично и без партийных «дёрганий» типа митингов и протестов.Такой уклон, при бесспорно могучей энергии Татарникова, как возможного секретаря,   мог и дискредитировать парторганизацию.
    (Позволю себе комментарий сегодняшнего дня. Татарников прошёл большую школу при Шеварднадзе в Грузии. (Он был членом какой-то комиссии, при Эдуарде Амвросиевиче. Судя по отметкам в партбилете имел очень приличную зарплату.) Но его идеи в новой России не имели ни политического, ни коммерческого успеха. Он выигрывал мелкие дела, а по большому счёту был, выражаясь фигурально, занесён в чёрные списки, и воюя с судами и бизнесом, подорвал здоровье, которое не спас его железный, казалось, организм. Незадолго до смерти он мне признавался: "Я знаю законы лучше любого чиновника. Но они их не боятся. Это - как?" Ушёл он и от Сухинина. "По личным мотивам" - как объяснил.)

      Александр Дмитриевич Мордвинцев  просто  «просился»  на  пост секретаря по всем данным. Не стар  (не было  и  шестидесяти), обеспеченный  пенсионер,  майор в отставке, постоянно заряженный на драку, воистину  неудержимый в делах. К тому же – выпускник  Высшей партийной школы.  Он свободно излагал мысли, знал неплохо источники, умел зубасто спорить, мог найти проблему и даже решить её не только без помощи секретаря, а и вопреки ему. Чем он и грешил безнаказанно. Редакторское самоволие я ему простил бы только за то, что он умело отстоял честь газеты перед УИК  в предвыборном конфликте. От газеты его, однако, освободили, доверив вожделенный идеологический отдел (виноват, я никогда не приветствовал этот  аппендикс в структуре такого мелкого органа, как районное отделение  КПРФ). Своеволие Мордвинцева, кстати, проявилось в последствии при Полянском так отчётливо, что стоял вопрос о членстве Мордвинцева в партии, а при Сухинине скандалы его стали нормой.

      Партийный стаж Мордвинцева в КПРФ был ничтожен, а пристрастие спорить взахлёб (порой с непечатными выражениями), не добавляло ему ни привлекательности, ни уважения. Воспитание или привычки, почерпнутые им в воинской организации, как и Щеблыкиным, многими расценивались как пролог к тому же авторитаризму. 
     Как и Акулинин, он имел особую точку зрения на политику партийных верхов, на достоинства Г.А.Зюганова. Это сразу, будь он  секретарём, привело бы к противостоянию с областью или даже Центром, ввиду его несдержанности  и полемической агрессивности.  Рамонская парторганизация, публично восставшая против Обкома,  могла бы приобрести в его лице достойного соратника, как критика и реформатора «без оглядки».
     Сам Мордвинцев, возможно бы не возражал стать секретарём. Но мнение в его пользу не складывалось.

    Людмила Фёдоровна Мямлина ни у кого бы не вызвала аллергии, тем более, что я сам, у кого она  все 10 лет была и «помом», и замом, не мог её в чём-то упрекнуть по существу. Кандидатура казалась просто идеальной! Она тащила «воз» все годы. Исполняла самые «бессовестные» мои поручения (расклейка в дождь и снег листовок, распечатка под носом у начальства наших материалов на их же бумаге и технике, дежурства до утра и дольше…). Только она могла не подвести и, в отличие от столь же могутных и бескорыстно преданных делу (кстати, женщин!), Козловцевой, Тучиной, Башкатовой (просто сочувствующая!) – делала это квалифицированно, без ошибок и почти без вопросов.

     Но ни кто не мог бы меня переубедить в том, что она рождена именно вторым лицом, яркой, но тенью лидера! Она могла бы руководить и ячейкой, и штабом, и городским отделом культуры. Но при этом она должна была ощущать за спиной опору в лице первого секретаря. Она должна постоянно докладывать ему об успешной работе, предлагать идеи,  и  даже жаловаться на судьбу: «Мой дом  - как Смольный; на мне всё висит и в  доме, и в райкоме; больше не могу, уйду!» Но стоит её пожалеть, сказать, что без неё всё рухнет, а заменить её некем – она оттает и воспрянет духом и снова потащит воз в самую крутую гору. Только быть первой, когда некому доложить и когда некому её поощрить, оценить (у Р.Г. Гостева таких кадров – сотня, а сам он очень далеко!), Людмила Фёдоровна вряд ли согласится. Собственно она и не соглашалась.

      Надо иметь ввиду и то, что директор «Химмаша» В.С.Кот, неоднократно давал мне понять, что «её инициативы могут распространяться в строго ограниченных пределах», из чего следовало, что секретарство   Мямлиной будет сопряжено с проблемами и её и всей парторганизации.
    Оставался Полянский.

Дядя Серёжа пишет: Тоже, что ль, повспоминать? Декабрь 99-го, наш театр, встреча с избирателями

Тоже на память пришло, Может быть, дядя Серёжа как раз из 6-й школы...
Дочь там училась. В третьем классе Зашёл за ней, встретился с учительницей. Разговорились.
-  Как учителям живётся?
-  Как и всем: не сладко. Но, не жалуемся. А вы - коммунист?
-  Да.
-  Не, не жалуемся. С деньгами, конечно, хуже, но зато без установок, партконтроля и пропаганды. Надоело! Дайте пожить спокойно. Будут ещё платить. Увидите.

Лет через пять узнал, что учителя этой школы организовали голодовку. Как коммунист зашёл в школу, постучал в класс, где учителя проводили голодовку. Пропустили. Поговорили.
-  Нет, вы к нам не ходите. Митингуйте сами! Мы без вас, как-нибудь.

И вот Декабрь 99-го
Учителя прямо стояли перед выбором: бунт или голод.
Я, голодный и оборванный педагог, смотрел на всех этих клоунов и не знал, что делать.

И сейчас не знаешь? На митинги не ходи. Голосуй  за "Единую Россию".
На фик вам установки?
Давайте "без нас, как-нибудь".

Понятен твой скепсис,но мне и впрямь интересно..,а то что вездесущ и всеяден,так я эдаким образом просто ухожу от того Бедлама,что ежевечерне твориться вокруг.Раньше книги и гитара спасали а теперь инет.Да и вообще чувствую,что многое в жизни упустил,хочется хотя бы что-то наверстать...

Ха!А я не одинок
.

Ну это видать твоя "коронка" оканчивать на самом интригующем....

Человек  с кабинетом
     Минусов у Вячеслава Семёновича Полянского было не меньше, но были преимущества. Перед Татарниковым и Мордвинцевым - в том, что он в партии - не новичок. К  тому же не имел ярко выраженного уклонистского мнения. В отличие от Мямлиной Полянский  не боялся трибуны, не возражал бесконечно быть депутатом. Он был более коммуникабелен в среде начальства. Умел не только убедить, но и указать, просто потребовать, тверже, чем это делают женщины. И, в отличие ото всех троих, имел хоть какой-то административный ресурс. У него был кабинет с телефоном, сочувствующие коллеги, офисная техника и понимание начальства, что давало возможность даже иметь зал для собраний.

     Конечно, последнее обстоятельство не было однозначным, так как ещё было не ясно, то-ли  подарок эта благосклонность, то-ли залог? Директор Зайцев никогда не был либералом и не боялся ни партий, ни Администраций.
     Секретарь КПРФ в его службе был не более, как на пупке пирсинг: при желании можно и блеснуть, а закровоточит – выкинуть.  Я склонялся к мысли, что Полянский человек осторожный и честный, на сделки не пойдёт и на скандал не нарвётся. Моё личное знакомство с Зайцевым сильно потускнело, с тех пор, как он оторвался от простых смертных, но через Красножона на него можно было влиять в ситуациях не очень критических.

     Ещё один момент, который мне казался положительным, - это, как ни странно, возраст. Я был на четыре года старше своего предшественника Щеблыкина, но смотрелся моложе.   Полянский был старше меня на те же четыре года, но держался превосходно. На трибуне он выглядел великолепно, если не иметь ввиду его ораторские данные, недостаток которых покрывался имиджем простого работяги. Тут я однозначно рассчитывал на правильность решения: я не любил митинги с детства, хоть и говорил с трибуны зажигательные речи, Полянский же в них верил, как праведный партиец:  «если надо – значит будет!», как и требовал ЦК. Чего ж ещё? Ему и карты в руки.
     Кстати, митинги Полянский проводил не так уж и блестяще, но сам был об этом другого мнения.

             Минусы с оговорками
     Однако сомнения в Полянском были. И не только у меня. Л.Ф.Мямлина никого не предлагала вместо него (вопрос о будущем секретаре я обсуждал прежде всего с нею), но твёрдо на его кандидатуре не настаивала. Особенно после выборов в декабре, когда мы с ним оба проиграли выборы в местный Совет. Оказалось, он может так сильно огорчаться  что способен (узнав в два часа ночи о поражении на выборах), бросить порученный ему штаб,  и заснуть до утра. А мы с Мямлиной до того же утра бегали по этажам вдвоём, перехватывали протоколы, распечатывали копии, созванивались с обкомом. Но без руководителя.  Впрочем, с кем не бывает?

В минус ему был и тот факт, что ячейка, которой он руководил на КМЗ, умерла фактически на его руках - перестала существовать. Я, собственно, и не видел в этом большого греха, важно, чтобы главная организация была крупной и деятельной. Но ему самому-то было всё равно, что ли, какой успех в его ячейке? Я же снисходительно отнёс это на счёт того соображения, что человек идёт «охотиться на орлов» (кандидат в секретари), чего уж там стрелять по воробьям, типа ячейки из трёх человек?  Тем более что приём в партию Полянский  планировал поручить именно мне.

      Оставалось полагать, в чём сомнений у меня и не было: под семьдесят лет человек ищет не перспективу, а красивый финал. У Полянского был шанс заявить себя в этом направлении. Однако  власть, даже такая виртуальная как лидерство в КПРФ, приводит к неожиданным поворотам, чего я не смог просчитать. (И что впервые зародило во мне пессимизм, который постепенно углублялся и преодолеть который всё труднее.)

     Выбор окончательно пал на Полянского. Его я и готовил к этой работе, поручая ему то поездки в Воронеж, то газету, то проведение митингов, то организацию работы предвыборного штаба.

А про Полянского и супруга прочла -он был одним из её руководителей говорит много интересного узнала..

дядя Серёжа если бы не было приспособления и предательства(любое трансформирование можно представить предательством) то мы до сих пор жили в пещерах....вот такая диалектика жизни..

Явление Сухинина
Это сообщение уже где-то здесь было, поэтому я кго не редактирую.

          Вскоре в ряду активистов оказался Александр Анатольевич Сухинин, принятый в  КПРФ в 2003 году.
Первое впечатление о Сухинине: из молодых, да ранний! Честно говоря, я был восхищён его поведением при первой же встрече.
В кабинет вошёл мужчина лет за тридцать в опрятном костюме, с итальянской манерой говорить, помогая себе жестикуляцией, с претензией на интеллигентность и нетерпимую деловитость одновременно.  Вежливо представившись, молодой человек не сел на стул без приглашения, а начал с небольшого вступления:
-  Вы тут, я вижу, руководите Советом, а ещё мне известно, что Вы секретарь коммунистической парторганизации…
Я успел только кивнуть согласно.  Молодой человек без паузы продолжал:
-    Там за дверью стоит женщина, которая сейчас в трудном положении. У неё проблема. Я - то не за себя просить собираюсь, со мной всё в порядке.
        Было   видно,   что   парень   цепкий. Такой   сам   не   пропадёт,   а,   судя по сельской деловитости и непосредственности, сможет пробить любого бюрократа. Сесть он так и отказался, пока я сам не встал и не вышел в коридор. Вместе с женщиной из села, мы пошли в тот кабинет, где её час назад, грубо говоря, отфутболили. Труда не составило убедить сотрудницу принять документы сейчас же, чтобы не вынуждать посетительницу приезжать из села ещё и после выходных.
Через день Сухинин снова появился и снова - с «клиентом». Я внутренне подивился его настырности, чуть не сказал ему об этом, но прежде решил помочь. Не без труда удалось решить очередную проблему визитёра. Довольный, я даже позабыл сделать замечание докучному просителю, но он сам вдруг заявил:
-   Вы меня не ругайте, я, может, специально к вам пришёл. Вы ж секретарь КПРФ, я и хотел узнать, как вы работаете.
Как работает коммунист-начальник, похоже, Сухинин оценил положительно. Тут же и договорились, что он в «такую» партию вступит.
          Из бесед я узнал главное: Сухинин не любит несправедливость, но к бюрократам честным относится с почтением. Знает цену документам, умеет с ними работать и хорошо (на бытовом уровне), разбирается в психологии людей. В грядущих выборах он мог стать неоценимой боевой единицей!  Немаловажные обстоятельства – личный автомобиль всегда на ходу, безотказность в его использовании и наличие средств на подобные услуги (мелкий, но успешный предприниматель) - сулили дополнительные шансы в решении партийных проблем.
Крестьянская же работоспособность и откровенное желание помочь, не считаясь со временем,  присутствовали в его поведении очень явно, и меня не покидал вопрос: он искренен или хитрит?   Люди из села обычно счётливы и прижимисты, но, в то же время гораздо проще городских. Имея в виду, что Сухинину, как рядовому коммунисту, искать выгоду не приходится,  я  согласился  с  мыслью,  что  Александр  Анатольевич   просто самородок из хорошо воспитанных умными родителями  молодых (1968 г.р.)  людей.  Но то обстоятельство, что он предприниматель, к тому же торговый, не раз становилось предметом недоверия и подозрений.  В то же время он вызывал откровенную любовь и восхищение  других, за неизменную корректность, готовность взять на себя не просто трудную, но и нерядовую работу. Ему можно было поручить любые переговоры с кем угодно, он мог раздавать газету в любом месте, собирать подписи и таскать тяжести. Не снимая при этом галстука и не теряя достоинства. Отсутствие комплексов в этом плане было просто подарком судьбы. В деле он мог идти без оглядки и сомнений, как человек абсолютно в себе уверенный. В этом они были схожи с Рязанцевой.
Я старался с ним быть предельно откровенным, посвящал во все детали и тонкости партийной работы, полагая, что работа в райкоме ему непременно обеспечена. Однако, В.К.Ефремов, знаток человеческих душ, Т.М.Тучина и, пожалуй, В.С.Полянский, сомневались в искренности Сухинина, рекомендовали подождать с приёмом до окончания выборной компании. Мне же не хотелось обижать недоверием активного парня. Более того, изберись он в местный Совет, он был бы, казалось мне, деятельнее Полянского, и уж точно, смелее.

                             «Идеологическая борьба» между «своими».
     С Полянским началась  новая эпоха. Он не собирался делать революционных преобразований, тем более что новый райком был избран и сформирован во всех позициях качественно. Кроме единственной: Мордвинцев снова выступил с требованием образовать идеологический отдел в райкоме, который и был создан, вопреки моему предложению отдать  Мордвинцеву газету, а идеологию оставить секретарю. Полянский решил не спорить на первом же заседании, и согласился с Мордвинцевым. Газету (и редакторство, и руководство), вернули мне, Мордвинцев же собрал себе команду из В.А.Завидовского, поддерживавшего Александра Дмитриевича однозначно, И.Е.Богданова, С.Н.Татарникова. Я принципиально отказался быть в этой группе, что бы не противостоять даже на вторых ролях секретарю.
     (Не было сомнений, что отдел нужен именно Мордвинцеву для поддержания собственного рейтинга. Не утруждаясь проблемами секретарства, он обеспечивал себе роль наставника лидера.  Поучать секретаря и создавать нервозность в организации он сможет. Татарников тоже считал себя теоретиком, а в паре с Мордвинцевым они могут просто подрывать авторитет секретаря.)

      Тогда ещё мне не казалось, что  распри могут иметь место в райкоме, да ещё такие скандальные.  В этой идеологической «банке» оказались «генетические» враги (Татарников и Мордвинцев) и психологические противники (харизматичный Мордвинцев и осторожный Полянский). Собственно, и не претендуя на лидерство в организации, Мордвинцев третировал секретаря предложениями и требованиями  «действий». Если раньше Полянский сам искал и, кажется, нашёл помещение под аренду для райкома, то Мордвинцев и нашёл, и практически оформил такой кабинет, причём, чрезвычайно дёшево: всего тысяча рублей с небольшим в  год!

     Но больше всего В.С.Полянскому пришлось страдать из-за выборов в областную Думу.   
Они  его, кажется, не пугали.  Может, Вячеславу Семёновичу и хотелось баллотироваться туда, но мы ему дружно рассоветовали – не пройдёт. Остановились на его начальнике, Г.П.Зайцеве. Наша поддержка Гендиректора обеспечивала Полянскому «удобства» на КМЗ как секретарю. Но предавались «высшие» интересы. Практическая линия спорила с идейной. Главный идеолог, Мордвинцев, разумеется, требовал выставлять на выборы «своих». Практический расчёт, которому предались здравомыслящие райкомовцы, говорил в пользу «чужих» - в пользу Зайцева. Причём, именно В.А.Завидовский - стоик от идеологии - и озвучил такое предложение!

     Неожиданно Г.П.Зайцев отказался выставляться, и КМЗ поменял его на Ю.В.Акимова. Райком был вынужден принять очередное решение и снова в практическом ключе – даёшь Акимова! Это Мордвинцева сильно зацепило. Он идеолог, а его предают…  Но поддерживать Полянского, как кандидата в облДуму в пику Акимову, означало одно: обеспечить секретарю скверную жизнь на четыре года, тем более, что Полянский гарантированно не тянул на победу. И я дал в партийной газете короткую, но положительную рекомендацию Акимову, которого знал как сильного депутата в Совете. Для интересов города в современной Думе он был, откровенно говоря, куда предпочтительнее Полянского как чиновник и с опытом, и с характером.
     Впервые назрело противостояние не личностное а идеологическое: оно обещало скверную судьбу организации.

Снова Сухинин
     Угроза падения Полянского всерьёз обозначилась с возвращением Сухинина в активную работу.
     Он  (как и мы с Полянским), проиграл выборы в Совет (В.И.Мальшину),  и, кажется, обиделся на него и на меня, за якобы негласный сговор. Исчезнув из поля зрения организации на какое-то время, он дал повод недоброжелателям утвердиться в подозрении в его неблагонадёжности.  Полянский, не очень ему доверяя, привлёк, однако, к работе на выборах в Облдуму. Сухинин был единственным, кто на тех выборах всерьёз отстоял своё дежурство на участке и подал в суд на комиссию, которая позволила какие-то нарушения. Судебную практику он имел раньше, кажется, по делам бизнеса, и в этом деле был опытен. Значительных последствий для организации это событие не имело, но о Сухинине заговорили как о деловом  и принципиальном. Поэтому, готовясь к народному референдуму, предложенному ЦК, Вячеслав Семёнович, здраво рассудив, разыскал и привлёк к работе Сухинина вновь.

     Раскрутил он Сухинина на всю катушку.  Добросовестный малый регулярно, в ущерб бизнесу и прочим частным интересам, выгонял машину с прицепом, загружался столами и стульями, плакатами, урнами, документами и  развозил всё по городу, Потом садился сам за один из столов, без помощников и руководителей организовывал работу,  успевая оглашать призыв, объяснять суть референдума, выдавать бюллетени для росписи и собирать листки. Он был просто рождён для такой полуцыганской-полукомиссарской работы.  Где с юмором, где со злостью; душевно – со старушками, доходчиво  - с работягами, интеллигентно - с дамами из среднего класса, по-свойски – с представителями из села и с рынка! Мордвинцев в частной беседе не мог сдержать восторга, рассказывая, как «обрабатывает»  клиентов Сухинин: «Психолог. Любого сагитирует»!

     Сухинин сам предложил выезд в сёла. Я – первый, кто его поддержал, съездил с ним в Воскресёновку. Работать с ним было – одно удовольствие. Где у него не хватало слов – витийствовал я. Где у меня пропадало красноречие, он добивал обывателя таким примером, что крыть «пахарям» было нечем: село он знал.

     Сухинин может подтвердить, что в тот день, прямо в его машине, между Третьяками и Воскресёновкой, имел место разговор следующего содержания:
     -   С твоей энергией и способностями место тебе в секретарях. Что скажешь?
     Ни радости, ни удивления, ни волнения Сухинин не обнаружил. Ответил как бы между прочим:
     -   Образования мало. А так – я видел и Вашу работу, и Полянского. Тут есть что менять и улучшать. Но сначала, кажется, надо бы в райкоме поработать, присмотреться.
     -   Присматривайся и готовься. Вряд ли Полянский осилит второй срок. Нужны твои не только  способности, но и возможности. Наша организация всегда была в ряду лучших,  а сейчас явно буксует.
     В райком его приняли без проблем.
    (Избравшись в Думу и заняв пост, Сухинин совместил секретарство и должности с учёбой в БГПИ, куда они с Бровко поступили, кажется. без проблем. Попутно, Сухинин одолел и какой-то спец. вуз, на который поступают перспективные  чиновники. Наверное кончил и его).

Не совсем понял начало. А что "в обойме", то это зависит ещё и от востребованности в "номенклатуре". Я почти уверен, что этот вуз (хотел спросить у Бровко, что за вуз?, да не отвечасет), но он типа Плехановского, и ВПШ, которые давали пропуск к должности в Народном хозяйстве, и в партийной системе.

А мне предлагали - отказался. Учёного учить - сам знаешь...  А портиться я давно начал.
(Вот разве что мне в попы, а тебе в астрономы? Самые в ходу спецухи! Впрочем... у тебя поучусь.)

Сухинин и Полянский в сравнении

     Меня подкупали бескорыстие Сухинина в работе и щедрость в трате средств на партийную деятельность. Вторым за ним в этом качестве был Мордвинцев. Третьих, казалось, не было вообще. Полянский был бы первым, будь у него средства, независимость и не те годы - он любил свою должность. Но – увы!
     В селе, по утверждению Мямлиной, готовы были к вступлению в партию до десятка человек. Но у Полянского с транспортом – завал, хотя своя машина имеется. Вопрос откладывался.  Приём в партию не клеился вообще. 
    Сухинин этот вопрос решил бы незамедлительно.

     Накат на Данилова (по акции рыночников), вызвал ответную реакцию «отцов города». Кто-то организовал сбор подписей под письмом в защиту Данилова. На КМЗ, как рассказал мне Полянский, директор это письмо без раздумий велел подписать всем, кто не хочет быть уволенным.  Случай не рядовой! Зашедшая в кабинет к Полянскому  женщина, при мне  повторила рассказ с возмущением. Эту бы историю - да в газету! Но  речь об этом и не стояла: Полянскому там работать!
    Сухинин же однозначно поднял бы тему и в газете, и в листовке. Он независим, он плевал на конфликты. Он бы их даже искал, будь он секретарём.

     Освещение наших акций в местной газете было более чем дозированным. А о «референдуме» - вообще ничего. (То,  что мы проводили акцию по референдуму, организованному КПРФ по всей стране, известно было большинству горожан. Однако Даниловско-Протасовский «Вестник» ничего не замечал. Хотя рядом с рынком стояли столы и очередь подписантов с громкоговорящими гражданами. Не знаю, ставил ли свою подпись там дядя Серёжа, его голос был бы не лишним, кабы ещё и пригласил жену да подругу – там много чего полезного упоминалось).
     В то же время проводились дополнительные выборы в нашу думу (после выбытия из неё избравшегося в ОблДуму Акимова). Момент был сверхудобный для коммунистов. Возьми Сухинин бланк для сбора подписей в Думу, да пройди по городу с папкой по референдуму, разрисуй ситуацию в стране – полгорода бы сагитировал и избрался! Но Полянский, сам мечтавший о рейтинге «первого коммуниста», свою кандидатуру выставить не решался, чтоб не потерять ещё и авторитет секретаря в случае проигрыша, а давать картбланш соперникам (любому, а в особенности Мордвинцкву) – категорически не желал. На мои почти требования в личных беседах, решиться на это – тянул время. Отговариваясь чепухой, пока время и не ушло. В Думу избрался нач «Рембазы» (Авиаремонтный завод), ВолосА.А.

    Полянский довольствовался материалами нашей партийной «Б.П.», освещавшей события партийного характера в городе, получив отказ на публикацию этих материалов у Протасова.
Сухинин же добился  митинга у редакции, где напугал общественность первым локальным актом противостояния с чиновниками. Д.Г.Протасов, редактор «Б.В.», по-своему отреагировал на демарш: он пошёл навстречу КПРФ, стал печатать наши анонсы на первой странице. Выиграли все: мы - дополнительное информационное поле, газета - лишних читателей.

      Во множестве случаев Полянский явно уступал Сухинину. Моя тяжба, как редактора, с директором интерната для престарелых не коснулась Полянского, хотя именно он, подписывавший газету в тираж как секретарь, отвечал за одобренный им материал. И не потому, что его помощь была бы нулевой,  а потому, что подставлять его – просто не дело. Мы с Мордвинцевым выкручивались сами.
    Сухинин же,  будь он секретарём, сам бы решил вопрос с пользой для газеты и организации, да и собственного авторитета.

     Акция по народному референдуму, которую провёл Полянский, удалась Но успех обеспечил на равных и Сухинин. Референдум был отличным поводом с прекрасными возможностями провести в местную Думу наших людей. Именно Мордвинцев, именно Сухинин, уж точно не поленились бы пройти с подписными листами по нужным участкам, сделали бы рекламу и КПРФ, и себе самим. Но, Полянский снова не развернулся.

      Сухинин бы случай не упустил!

     При этом Сухинин и не заикался о секретарстве. Но его уже возмущала неоперативность и инертность секретаря.