Дима, это - тебе. Брось читать про коммунистов, почитай про пофигистов, и скажи: где правда? Может зря мы митинги городим? Жили ж люди...
РАЗГОВОР С ПОФИГИСТОМ
Его дом производил впечатление шалаша и землянки одновременно: низкая, в одно окошко комнатёнка с облупившейся побелкой, крохотные дощатые сени «под скат» с осевшей дверью. Всё под выцветшим взлохмаченным толем с обломком асбестовой трубы на вершине. Таким он мне помнился с тех пор, как улица, носившая славное имя одного из вождей, переименовалась в одну из славных юбилейных дат отечества. Таким я наблюдал его и более трети века спустя. И ничему бы не удивился, не окажись на шатком порожке сидящий на корточках владелец, старый знакомый, которого я бы и не узнал, не окликни он меня сам:
- Не признаёшь, кореш?
- Володька?! – Узнать было трудно. Рыжая борода, раздавшаяся чуть не до глаз, скрывала знакомые черты бывшего приятеля, но голос был знаком. – Узнаешь тебя! Чего-т ты сидишь, как зэк на перекуре?
- Спасибо. Зэка ты угадал, хоть сам, небось, не сидел?
- Не удостоился.
- Ты грубияном стал. Садись, рассказывай, как дошёл до жизни такой…
Я, чувствуя неловкость за бестактность, присел на порог рядом. В седьмом классе мы были приятелями. Володька в классе верховодил, а мне даже покровительствовал. Что он сидел, я мог бы догадаться.
- Я – что? Вот ты – фигура. Биография, поди, - сюжет для романа? Давно вернулся? Как там?
- Год скоро. А как «там» - не спрашивай. Сядешь – сам узнаешь!
- У меня и здесь дел полно. А ты, похоже, не озабочен? За год-то, небось, крыльцо б починил? - Володька пошевелился и доска, на которой я сидел, опасно покосилась.
- Вещи – они покой любят. Реже по ним ходи – дольше служить будут.
- Любопытно. Выходит, жить вредно? Чем больше ходишь, тем скорей помрёшь?
- Ходить – полезно. Суетиться вредно. Это - разница!
- А что, по-твоему, суета?
- Слышишь мат на моём огороде? Это сосед суетится. Я им с женой огород свой отдал. Вот они весной ругались, кому сажать, летом – кому полоть, а сейчас – кому искать, что где уродилось. Я б за это время на пять мешков картошки заработал.
- А уж дачу ты принципиально отвергаешь?
- Блажь! Было сто гектаров свёклы или подсолнуха, всё по законам агротехники. Теперь там двадцать гектаров дорог и курятников, заборов и пустырей с крапивой. Остальное – плантации для белых.
- Но, дача ж – удовольствие!
- Работать после работы?
- А ты, кстати, что после работы делаешь?
- Живу по-людски. Ем и отдыхаю.
- А дом рухнет? Придушит!
- Красиво умру! Только вопрос в том, кто раньше рухнет? Думаю – я.
Володька продолжал спокойно сидеть, как и вначале разговора, удивляя меня стабильностью позы и стабильностью тона необычных рассуждений. Похоже, он не шутил.
- Ты что, вообще против прогресса? Телевизор смотришь?
- Даже газет не читаю!
- Не голосуешь, не митингуешь?
- Спаси и сохрани! Кому от этого польза?
- А что ж тебе от жизни надо?
- Мало. Сон, тепло, еда. Всё остальное причтётся.
- И никакого интереса кроме?
- Есть интерес. Смотреть на вашу возню. Все как есть озабочены! А у меня всё сделано. Я свободен.
- Потому так сидишь и наблюдаешь? Ты что? Диоген в бочке?
- Так и знал. Идиот в кепке! – Володька впервые повысил тон. – Диоген – циник! А я – работаю.
Претензия к Диогену меня не удивила. В школе Володька читал побольше меня, и по его рекомендации я тогда прочёл и Сервантеса, и Лагина (не «Старика Хоттабыча», а «Остров разочарований»). Критика прчитанного им была категорична и кратка: «Хоттабыч» - дерьмо, «Мушкетёры» - дрянь! «Спартак», «Остров…» - сила!
- Богатым не хотел стать? – было интересно: за что-то ж он сидел?
- Хотел, пока не понял: раз решил стать богатым, не остановишься, пока кому-то в морду не дашь. Потом – борьба на всю жизнь, пока и тебя не поколотят.
- Не обидно? Кто-то рискует и пьёт шампанское.
- Заблуждение. Зачем это? Человеку надо в пять раз меньше, чем имеет, и в сто раз меньше, чем хочется.
- Без желаний нет прогресса!
- Прогресс, цивилизация… Уже сама от себя защищается. «Зелёные» – тоже дитя прогресса.
- Но, извини… Медицина! Рак лечат!
- Она открыла столько болезней, что и здоровый начинает подозревать и болеть! Ты не заметил, что дураки всегда здоровее умных?
- Ты говорил про агротехнику. Польза очевидная?
- Попытка угнаться за нуждой. Раньше мы мяса больше ели, по себе сужу. И колбасу без добавок делали.
- Ну, а водопровод? Вода в доме!
- В колодце вода чище была. Времени на колодец не хватало? Да у баб было время на улице песни петь!
- Ну а радио, телевидение?
- Роскошь искусственного общения! Всяк в клетке сидит, глаза портит, а соседей по дому даже не знает.
- Ты не хотел иметь машину? Прокатиться с ветерком! Или пешком ходить проще?
- Здоровее. Торопимся к счастью - попадаем на тот свет! Потерь от машин - как на фронте!
Я откровенно устал его пытать, уже сомневаясь в его искренности. Отрицать очевидное! Но тут по улице с диким воем промчалась ПГМка, и я обрёл второе дыхание:
- Видал? Сейчас какого-то ухаря сцапают. А как раньше, без телефона и авто?
- Раньше, милый, был один городовой на весь город. Но его и уважали, и боялись, как огня! А сейчас – по стражу на душу, а бардака - втрое!
- А от денег ты не отказываешься? Продукт цивилизации! Или ракушки да песцовые шкурки – то, что надо?
- Ракушки, они похуже, точно. Но их на ультрасвет проверять не надо: не сам ли ты их сварганил? А теперь, если уж залетишь, то по-крупному. Мелочь не подделывают.
- А молодёжь к прогрессу тянется, согласись. Они ж не глупы?
- Это они так считают. Потому и в тюрьму чаще садятся. Но умнеют, заметь, к старости. Опыт учит.
- Так какой же вывод даёт твой опыт? В чём смысл жизни, по-твоему?
- В отключке. Не гонись за смыслом, как и за счастьем. Не смущай душу.
- Жить как трава? Не желать себе успеха, счастья?
- Счастье уже в том, что человек живёт. Желание большего - вот несчастье! Оно от зависти. Ты завистливый?
Сознаваться в дурном чувстве перед неординарным собеседником не хотелось, хотя, кто ж живёт без этого греха?
- Да, вроде – нет.
- А что движет прогресс? Реклама, скажешь! Она – от желания добра сопернику? От зависти! Дурное чувство может вести к добру?
Я вдруг засомневался в собственных убеждениях. Прогресс, зависть, соревнование, конкуренция…
- Это что – религия, философия? Назад, в пещеры? - Зависть, как двигатель прогресса, как-то неприятно тревожила сознание. Я взглянул на его бороду с подозрением. – Ты самый - умный? Гуру?
- Не дурак.
Мы замолчали, вживаясь в мысли друг друга.
- И как же жить по твоей системе? – я вдруг обозлился. – Если все, как ты, – спят, едят, наблюдают, работают по минимуму - что будет?
Сквозь ржавую бороду проблеснула улыбка сатира:
- Облом будет! Факт! Миллион Диогенов в Италии – похуже Везувия! Да мне – по фигу. Моя религия – во мне, мой храм – под этой крышей! Дураки пусть сами маются. Мой мир – для умных!
- Циников?
Володька почувствовал раздвоение и, кажется, обиду: в циники он не метил. Встал медленно и грузно.
- Пардон, кореш. Заболтались мы. – И, не попрощавшись, исчез в своём ’’храме пофигистской премудрости’’.
