Мельников
Региональное творческое объединение "ЛИК" ЛИК поздравляет всех с Международным днём смеха и продолжает знакомить читателя с творчеством Юлии Сячиной.
ЛИК поздравляет всех с Международным
днём смеха и продолжает знакомить
читателя с творчеством Юлии Сячиной.
…омывали мрамор лиц
В угасающем свете луны.
А на соборе, в небе тонущем,
Гаргулии дико стонали.
Серые ангелы рвали
Над городом алые сны.
Чьи-то бледные губы шептали.
По шершавым камням расползались слова.
Но кареты и туфли их растоптали.
Черной птицей раскинулась там тишина.
Слова были страшными, странно красивыми.
Шелестела листва «носферату»…
Они шли, шелестели нарядами длинными
И бросали зловещие взгляды…
Синие
слезы
Зимой синие слезы
Из застывших озер печальных глаз
Танцуют под дикого ветра угрозы
Снежинки безумный вальс.
А деревья, одетые в черные рясы,
В своих ветвях душат красивых птиц.
И в промерзших домах запыленные вазы.
В них - пластмасса цветов. И нет лиц.
Везде только смена бездушных гримас.
Зимой так легко, так легко потеряться.
Утонуть в пустоте человеческих масс.
И ты все глубже хочешь зарыться
В свой мир, или просто уснуть без снов.
Ты там хочешь от холода, ветра укрыться.
От обидных и просто бессмысленных слов.
И ты спишь, ощущая листвы ароматы,
Ало-желтой. И под нею , как под наркозом,
Дикий ветер играет на нервах сонаты,
И мерцают холодные, синие слезы.
В высоких сиреневых травах
Стоят девушки в тонких коронах.
Шлют видений обманных
Мягким светом из глаз своих сонных.
Влажный воздух, тихое пенье
С ароматами носит ветер.
Каждая кажется тенью.
Легкой тенью. Никто не заметил.
Он стар. Ни о чем не мечтает.
Нет следа от его порывов.
Одинок. Только дождь залетает
Сквозь огромные, страшные дыры
Потолка, того, что зовется домом.
И только в страшных памяти углах,
Слепились лица единым комом,
Когда - то близких, ныне незнакомых.
Он одинок. И ничего в глазах.
Он наполняет вновь дешевым ромом
Заляпанный единственный бокал.
И, кроме этого, нет ничего на ужин.
Он никому, и сам себе не нужен.
И он устал.
Сон. Тихий шелест в душной комнате.
Легкие складки, светлая ткань…
Они забирают пустоту и печаль.
Тонкие губы на венах сомкнуты.
Его сморщенные, слипшиеся веки
Дрожат. Застывают улыбаясь.
Цветы, птицы, прозрачные реки…
Он над ними летит, не касаясь.
Он лежит в сиреневых травах.
Бледные девушки в коронах тонких.
И ничто не кажется странным,
Даже то, что нет воздуха в легких.
Тихий шепот: «Мы тебя любим:
В небесах твое отраженье.
Ты прекрасен, как мы».
И летели мгновенья,
И спешили, спешили равнодушные люди.
Она стояла у зеркала, срезала локоны.
И они черными змеями падали у ног ее.
Открыты глаза, а казались сомкнуты
Так плотно, так плотно, чтоб не видеть тоски,
Такой черной, такой бездонной,
Как тьма, которая рвется в окно.
И каждою ночью бессонной
Холодною сталью сжимает виски.
Казалось, что платье ее все кровью залито,
Черной, жгучей, липкой.
Что лампа разбита.
И свет ее резкий играет на скрипке
Сердца какую-то дрянь.
И она раздирает мозг.
А ветра бесчисленных розг
Безжалостность превращали в рвань
Ее снов тончайшие кружева.
И застыла в вазе давно вода.
Она локоны резала, резала
Заржавевшим от злости лезвием.
И не знала, зачем их режет.
Почему так нравится все ломать.
И, как музыку, слушать скрежет.
Свою душу на части рвать.
Мы устроим, когда - нибудь бал.
Потанцуем на наших плитах могильных.
И каждый поднимет разбитый и пыльный
Наполненный страхом бокал.
Мы почти такие, как раньше.
До кошмара кровавых рек…
Как для этого мы украшены,
Холодны и белы, как снег.
Революция!!! Так сочувственно…
Но напудрены парики.
Под ногами все кровью устлано.
Кружимся в танце, легки.
На бархотках держатся головы,
И так больно под ними, больно.
По роскошному платью порванному
Королева проводит ладонью.
Королева…наша королева.
Она плачет, ведь, до сих пор.
Ее тогда на части порезали,
В голубой ее крови искупали топор.
Нас здесь много, чудовищно много.
Нет! мы не хотим вспоминать.
Мы думали всегда, что выше их намного.
Забудем о тревогах! Давайте танцевать.
Падай на песок сиреневый,
Пусть ветер губы твои целует.
Пусть они трескаются и кровоточат.
Ты в сердце сегодня расстреляна,
Тронь же на нем кровавую точку.
Тебя через вечность уже не будет.
Давай, небу в лицо засмейся,
Потрогай пальцами его острые молнии.
Оно не для тебя. О слезы свои грейся.
Демоны пролетели, не тронули.
Скалься в его синь нагло и вызывающе.
Не проси прощения…Ты совсем неискренняя.
Милая, улыбаешься…
Тонкие руки раскинуты.
Редкие ниточки вен синеют.
Ты ни во что не веришь.
Ты ничего не знаешь.
Плачешь, смеешься, леденеешь.
Ты умираешь.
Ты жить не умеешь.
Вот я – зло, облаченное в драгоценные ткани.
Я пришел под своды вашего храма.
И танцую под мрачные звуки органа
Ваша вера - на гордой латыни названья.
Я искал Его здесь, а нашел лишь гипс,
Разукрашенный гипс многочисленных статуй.
А Его здесь нет… В этом темном театре
Тени шепчут презрительно «бис».
А я Его, правда, искал!
В этом склепе среди сиянья свечей.
И я понял, что Он есть в душе моей,
Я в ее глубине всегда это знал.
Я Его уносил в своей темной душе.
Недостойной. Порочной. Изящной .Больной.
Неужели не сын я Его уже?..
Если путь мой укутан кромешной тьмой…
На столе из холодной
стали
Мечты неопознанный
труп.
Капает в глаза
усталые
Разочарованья желчь.
Как взгляд ее глуп…
Жизнь ее - мелочь…
Затянуть из печали
корсет,
Чтобы упасть,
задохнувшись.
Режет глаза яркий
свет,
В души ныряя
поглубже.
Идеалы утеряны и
смешны,
Изнутри страшным
червем прогрызены.
Черной росою
обрызганы
Воспаленные, мерзкие
сны.
Все исчерпано, что
есть в мире бездонного?..
Но есть бездна ничего
незначащих слов.
Величавые тени падших
богов.
Им сказать уже
нечего.
Потому и безмолвные.
Бледная юность
бродила по городу,
Безвольный асфальт
«гриндерами» царапая.
Кривятся губы, брови
хмурятся.
Эшафот украшают
седыми тюльпанами.
Толпа собралась на
заплеванной площади.
Им всем надоело
созерцать ее вечность.
И в каждой душе, в
каждой проседи:
«Как же можно жить
так беспечно.
Плакать так остро,
бездонно больно
Или притворно
спокойно.
Нам нервы накручивать
на пальцы как локон».
И они, душой старые,
ее ровесники,
Только вступившие на
начало жизни.
Кривлялись под
пошлые, глупые песенки,
Выражавшие мысли без
смысла.
Бледную юность
поймали на улице.
Смотрели, смакуя, как
кровь ее капает.
Она загрустила.
Зажалась. Зажмурилась.
И грусть расцветала
седыми тюльпанами.
Нехолодные, просто
усталые
И все, как сквозь
затянувшийся сон…
Царапают ногти
стекленные
Декорации серый тон.
На нас падают плавно
и медленно
Сквозь просветы
красивой плиты.
Как улыбки солнца
надменные,
Рассыпая в полете
листы.
Чем-то веет таким
далеким
по телам нашим
странно бледным
Небо. Небо в
кровоподтеках
Бесконечные шлет
рассветы.
Покинули, казалось
бы, на время скучный день.
Оделись в каскады
тонкой ткани.
И, выйдя в ночь,
легли на снег,
И любовались
облаками.
А облака роняли
ледяную пыль
И посыпали ею лбы и
щеки.
Переставало небо быть
чужим
И больше не было таким
далеким.
И души, и тела –
одно. Одно…
Печаль и глубина - в
частице каждой.
И неземной тоской
отравлено вино.
И лед сковал сердца
кровым снегом влажным.
Все это навсегда.
Легко и хорошо
Отбросить время,
погружаясь вместе в вечность.
Ночь будет многолика.
Бесконечна.
И этой ночью будет им
светло.
Умирают пустые слова
в белом горле
Ресницы седеют от
снега и скуки.
Ложатся снежинки на
губы
Прохладным желанным
ядом.
Искажаясь в жалобной
муке,
Некрасивые улицы тают
во мраке.
Облака уподобились
мокрым фламинго.
Застывает вода на
камнях черным лаком,
Звезд измученных свет
в себе отражая и пряча.
Сердцу хочется жить…
роняет слезинки
Красноватой воды, но
не плачет.
Тени стали еще
темнее.
Фетишисты замерзли в
своих нарядах.
Жизнь запекшейся
кровью синеет
На губах. Шар луны
совсем рядом.
Ей, наверное, тоже
грустно
Созерцать этот мира
сероватый обрывок.
Сон слетает в хаос с
обрыва,
Рассыпаясь со стоном
и хрустом.
Дрессировка скуки.…А
солнце устало.
Дремлет где- то, не
желая никого согревать.
Что- то сжалось,
покрылось корою ржавой
Осыпаясь в набитую
грустью тетрадь.
*********************************
Осколок
В расплавленном
стекле - сто тридцать мертвых фей.
Там под дыханьем
Севера они застынут.
Осенним листьям
уподобятся их крылья.
В стекле разводы
крови бледной синью.
Частицы неба и воды.
Сто тридцать фей
прекрасных,
Сто тридцать фей
мертвы.
И мир стеклянный
больше их души не покинут.
Оправит ювелир их в
круг своих идей.
И их прекрасный мир,
увядший не напрасно,
Он будет на кольце
кого-то из людей.
Надевай свой летящий
плащ,
Бери арбалет,
постреляем по звездам.
Не ломай в муке
брови, и только не плачь.
Не смывай влажно алые гроздья
Сердец уставших быть
печальными.
Не пронзай себе вен
мечтами ржавыми.
Сложи губы в черный
атласный бант.
Не терзайся
вопросами.
Отточи, словно
лезвие, свой талант
Оплетать мое сердце
розами.
Посылай свой тихий,
далекий шепот
К небесам, к облакам,
похожим на призраков.
Этот шепот дрожит
алой нотой.
Серебро арбалета.
Выстрели.
И можешь плакать,
обессилено упав
На дно промерзшей
ванной.
И в неясном бреду,
Волокна тонкие всех
нервов изорвав.
Смотреть во тьму и
даль.
Тоскливым взглядом
странным.
Темные
углы
Ночь обнимает город.
Жмутся дома друг к другу.
Тени тревог темнеют в
разумах по углам.
Гордо часы вселенной
гонят зловещим звуком
Ангелов опустошенья
по золотым пескам.
Блекнут цветы,
сменяясь серым печальным тоном.
Вглубь своих личных
бездн души людей ныряют.
Новые грани свои
видят со стоном.
Тайны, грехи, пороки
пятнами проступают.
Но самосохраненье
тени терзаний скроет.
Розовой нежной ручкой
утро стучит в окно.
Разум кошмар
позабудет. Свет сверху мысли накроет.
В каждой душе
сомненье ляжет змеей на дно.
Комментарии0
Нет комменариев
Innim