Подробненько.
В поисках генерала.
Интересующие нас события связаны со знаменитым «мамантовским рейдом» казачьей конницы по советским тылам августа-октября 1919 г., сильно изменившим планы командования РККА. Кстати, начался он на таловской земле. 10 августа только что сформированный на Дону 4-й Донской корпус генерала Мамантова (в советской литературе его фамилию обычно писали «Мамонтов») прорвал фронт на стыке 8-й и 9-й армий «красных», взяв Таловую, и устремился на север, к Тамбову. Город пал 18-го. Затем пришла очередь Козлова. Мамантовцы, которых было около семи тысяч, не вступая в открытый бой и обходя заслоны, молниеносными атаками захватывали один город за другим. Дорога на Москву была практически открыта. Но Мамантов повернул назад, к Воронежу, который в тот момент осаждали кубанцы 3-го казачьего корпуса генерал-лейтенанта Шкуро. 27-го августа был взят Раненбург (нынешний Чаплыгин), 28-го - Лебедянь, 31-го - Елец. Казаки громили советские учреждения, убивали, грабили, а затем быстро и бесследно исчезали. Причем настолько бесследно, что даже для командования Добровольческой армии Деникина их местонахождение было тайной.
Кэмел
Мамантов действовал автономно или, попросту говоря, вслепую, командующий же Донской армией генерал Сидорин хотел управлять процессом. А потому связь с находящимися в рейде стала для казачьего командования первоочередной задачей. Каждый день оно требовало от штаба 3-го корпуса (где уже скопилось много адресованных Мамантову директив, бумаг) отчетов о поиске «потерявшегося» генерала. Попытки предпринимались неоднократно, но за семь недель рейда это удалось сделать однажды, да и то в самом начале.
Единственным надежным средством связи в ту пору было авиасообщение. В Донской армии за связь с мамантовцами отвечали специалисты 3-го и 4-го авиаотрядов. Одним из них был летчик 4-го Донского отряда капитан Захарий Снимщиков.
Серия неудачных взлетов и посадок привела к тому, что к началу октября самолеты 3-го отряда были неисправны, а у 4-го Донского были лишь одноместные истребители «Сопвич Кэмел», не предназначенные для дальних перелетов. Максимальное расстояние, которое этот аппарат мог покрыть без дозаправки, составляло порядка 480 километров. Запас горючего был рассчитан на 2 часа 30 минут нахождения в воздухе. Таким образом, вооруженный двумя пулеметами «Виккерс», «Кэмел», или по-русски «верблюд», мог углубиться на территорию противника не более чем на 200 километров. Ведь необходимо было время для выбора аэродрома, поиска цели полета. Протяженность маршрута, по которому предстояло лететь Захарию Васильевичу, превышала 500 верст. К тому же, одному летчику при благоприятной вынужденной посадке в тылу врага было гораздо сложнее починить самолет и потом опять запускать мотор.
И, тем не менее, лететь пришлось именно Снимщикову на «Кэмеле». К вечеру 2 октября из восьми машин на аэродроме взлететь мог лишь его «верблюд».
В Российском государственном военном архиве сохранились телеграммы и записи разговоров «по прямому проводу» Донского командования, благодаря которым стали известны подробности полета, который начался 3 октября.
Понимал ли пилот, что в его случае это — чистое самоубийство? Отлично понимал и даже попытался доложить об этом офицеру штаба полковнику Токареву. В тексте донесения говорится: «его аппарат одноместный и для полётов, соединенных со спуском на местности, не пригоден, В частности, капитан Снимщиков берется лететь для связи, считая 90% за неуспех и за то, что ему придется в районе противника жечь свой аппарат, и просит Начавиадона снабдить его советскими документами и деньгами». Через некоторое время полковник Токарев сообщил следующее: «Генкварм приказал сообщить, что аппарат капитана Снимщикова лучше использовать без спуска с целью произвести разведку в районе Бутурлиновка-Воробьевка, где по последним сведениям будто бы находится корпус генерала Мамантова». После такого ответа оставалось лишь отправляться в путь.
Капитан, сделав две посадки в тылу Красной армии и узнав, что казаки Мамантова находятся в районе Воронежа, добрался до губернского города, где стоял Кубанский корпус Шкуро. Мамантова там не оказалось. Забрав донесения для последнего, перелетел в Пухово, на базу 4-го Донского самолетного отряда. На следующий день, утром 4 октября, Снимщиков отправился в свой последний полет. Его истребитель «Кэмел», поднявшись с аэродрома у станции Пухово, взял курс на Бутурлиновку...
«Мы стоим, а он летит...»
Мамонтова искали не только летчики Донской армии. Дорого бы дал за информацию о генерале и командир кавалерийского корпуса Буденный. Соединение Семена Михайловича было срочно снято с Царицынского фронта и направлено на поиски и уничтожение мамантовских частей. Но если их не могли отыскать свои, как буденновцам напасть на след? И тут судьба послала им Снимщикова...
Со временем эта история в воспоминаниях как крупных советских военачальников, так и ее рядовых участников обросла легендами и в разных трактовках стала отличаться деталями. Так, сегодня трудно определить точное место, где она произошла. Самую точную привязку к местности мы обнаружили в показаниях красноармейца Черкасова, хранящихся в фондах РГВА. В них говорится, что случай произошел «в трех верстах не доходя станции Таловая со стороны Терехово». Вторит ему и уже знакомый нам Ока Городовиков, указывая, правда, на «район станицы Таловая». Хотя в самом первом упоминании о пленении капитана Снимщикова, датированном 10 часами 5 октября 1919 г., в оперативной сводке 4-й кавалерийской дивизии Городовикова говорится: «4-го октября (21 сентября по старому стилю) в 12 часов 20 минут в районе ст. Терехово частями 4-й и 6-й кавдивизий захвачен неприятельский аэроплан с летчиком группы генерала Шкуро при двух ручных пулеметах».
Подробности обнаруживаются в донесении начальнику штаба 1-го кавкорпуса: «...лично начдивом 6-й дивизии Апанасенко, политкомом, комбригом 1-й кавалерийской и небольшим количеством бойцов взят был аэроплан с летчиком и двумя пулеметами. Этот аэроплан летел в направлении с севера на юг в то время, когда части дивизии были расположены на отдыхе. Заметив аэроплан, некоторые бойцы начали стрелять, но тотчас же было приказано прекратить стрельбу. Заметив расположившуюся на отдых кавалерию, летчик подумал, что это части Мамантова и спустился в верстах двух от расположения дивизии. Начдив, политком с несколькими бойцами бросились к нему. В это время мимо аэроплана проезжал боец 32-го полка, которого летчик спросил: "Это казаки Мамантова?" Боец ответил: "Мамантова". Летчик сейчас же поднялся и направился к месту расположения дивизии. Начдив с политкомом и комбригом 1-й кавалерийской бежали к нему навстречу, махая шапками. Прилетевший быстро опустился на землю. У подъехавшего Апанасенко пилот спросил: "Это Мамантов?". Начдив ответил: "Да, Мамантов". Летчик даже перекрестился, говоря: "Слава Богу, наконец-то отыскал!" Летчика немедленно обезоружили».
Спустя час пленный был отправлен в штаб Буденного. Он якобы бросился на конвоира, пытаясь выхватить винтовку (в другом источнике - шашку), и тут же был застрелен. Но из 9-й главы литературно обработанных буденновских воспоминаний явствует, что он лично допрашивал пленника, узнав при этом, что летчик с мандатом английской дипмиссии имел задачу найти Мамантова в треугольнике Таловая-Бобров-Бутурлиновка и передать ему очень ценные сведения.
О том, что это были за документы, докладывал командир 4-го Донского самолетного отряда есаул Зверев в штаб 3-го Донского корпуса через день после того, как летчик пропал. «Капитану Снимщикову были переданы командиром 3-го авиаотряда две директивы: о том, что корпус генерала Шкуро подчиняется генералу Мамантову, и о том, чтобы генерал Мамантов оказал содействие взятию Лискинского узла и затем пошел на Калач для противодействия коннице Буденного. Вместе с этими директивами было передано до 200 телеграмм, содержание неизвестно».
Приказ Сидорина и письмо Шкуро были немедленно отправлены командующему 9-й Красной армии Стенину с просьбой ознакомиться с ними и срочно отправить их в штаб Южного фронта.
В 1923 г. бывший начальник 6-й кавалерийской дивизии Иосиф Родионович Апанасенко вспоминал: «У летчика (поручика) оказались задания Мамантову и информация армии Деникина, что дало возможность не только 1-му корпусу, но и всей Южной армии составить другой план действий против Деникина, а 1-й конный корпус ударил корпусу Мамантова-Шкуро в разрез на р. Усмань, где они и были разбиты по частям числа 18 октября».
Но в тот день заминка в продвижении корпуса, связанная со Снимщиковым, оказалась на руку Мамантову. Когда поздним вечером 4 октября Буденный вошел в Таловую, а части корпуса, уставшие от продолжительного марша, расположились на ночлег в соседних со станцией поселках, выяснилось, что Мамантов еще утром был в поселке. Но, обнаружив авангард красной конницы, забыв в спешке свою исправную легковую автомашину, выступил с корпусом вдоль железной дороги в направлении Воронежа.
«Кэмел» спустя почти месяц обнаружили красноармейцы 9-й армии в поселке Львов, куда его на конной тяге в тот же вечер кавалеристы доставили и сдали под расписку самому технически грамотному человеку в поселке — местному кузнецу.
А вот о дальнейшей судьбе летчика ничего неизвестно. Впрочем, вряд ли ему удалось пережить ту ночь в Таловой. Особенно, если Буденному стало известно, что настоящая фамилия «английского» пилота Снимщиков.
Перелетные «верблюды»
Дело в том, что в приказе № 5 по Красному Воздушному Флоту Республики от 8 октября 1918 г. начальник авиации А.В. Сергеев писал: «...случаи измены и предательства в Красном Воздушном Флоте не прекращаются. В дополнение к принятым мерам борьбы с этим позорным явлением завести при моем Управлении черный список, куда вносить всех изменников и предателей делу Революции, оказавшихся в Красном Воздушном Флоте. Упомянутых предателей объявляю вне закона и приказываю их именами начать черный список».
Под номером семь в этом списке значился военный летчик Захарий Васильевич Сним-щиков. Он стал главным героем самой скандальной за весь период Гражданской войны истории, связанной с предательством в Красном Воздушном Флоте, - перелета на сторону противника в полном составе 9-го армейского авиационного отряда.
В годы Первой мировой войны отряд входил в состав 7-го авиационного дивизиона и воевал на Юго-Западном фронте в Подольской губернии. В январе 1918 г., дабы избежать германского плена, 9-й армейский походным порядком выступил в тыл, а уже 22 марта командир отряда Захарий Снимщиков совершил первую боевую разведку в интересах Красной армии. А еще через месяц отряд прибыл в Воронеж, в распоряжение штаба авиации Южного участка отрядов завесы.
В октябре 1918 г. он базировался у станции Пады Балашовского уезда Саратовской губернии и совершал боевые полеты в районе Новохоперска, Таловой, Алексиково, Урюпинской. Это был далеко не самый худший отряд на Южном фронте. Его летчики совершили с апреля по октябрь более 80 боевых полетов. Более того, по свидетельству начальника авиации Южного фронта Ивана Иосифовича Петрожицкого, который через много лет вспоминал о перелете 9-го отряда, весь личный состав «девятки» вступил в РКП(б).
Тем не менее командир отряда Снимщиков получил выговор от помощника начальника авиации Южного фронта Мельникова. Еще раньше, 30 сентября, Мельников посылал в Пады комиссию из трех человек «для опроса и разбора дела о командире отряда военном летчике Снимщикове, подавшем рапорт о пропаже казенных денег на «Воронеж-Курском» вокзале».
Сейчас трудно сказать, что стало причиной предательства: конфликт с начальством или ощущение близкого конца Советской власти. Ведь в ту пору многим и в самой России, и за ее пределами казалось, что Советам осталось времени до нового 1919-го или, в крайнем случае, до весны.
Как бы то ни было, но 27 октября Снимщиков, вместе с другими летчиками «девятки», начал игру, целью которой стал перелет к атаману самопровозглашенного Всевеликого войска Донского П.Н. Краснову под предлогом перебазирования в Борисоглебск. Там якобы аэродром и условия для личного состава значительно лучше. В этот день он направил телеграмму в Козлов начальнику авиации Южного фронта Петрожицкому: «Прошу сообщить, когда можно переходить отряду в Борисоглебск и в чье распоряжение». Ответа не последовало, но утром следующего дня была отправлена другая телеграмма: «Пять самолетов готовы перелететь, жду распоряжений». Наконец, 29 октября 9-й армейский авиаотряд в полном составе поднялся с аэродрома у станции Пады и полетел на юг, в сторону Борисоглебска.
Авиадарм (командующий авиацией) Красного Воздушного Флота А.В. Сергеев издал такой приказ: «29 октября сего года 9-й армейский авиационный отряд в составе 6 самолетов с командиром военным летчиком Снимщиковым перелетел на сторону противника. Предписываю комиссару при Полевом управлении авиации и воздухоплавания Южного фронта тов. Гудкову расследовать все обстоятельства и условия перелета, выяснить заложников и местожительство родственников перелетевших предателей и поставить вопрос о немедленном их аресте и расстреле».
О том, что предательство планировалось тщательно, подтверждает в своих воспоминаниях и бывший командир летного дивизиона, под началом которого Снимщиков служил в годы Первой мировой, а впоследствии генерал-майор белой гвардии Баранов. Будучи, по воспоминаниям современников, склонным к литературным гиперболам и необоснованному пафосу, он изложил легендарные подробности перелета, неожиданно упомянув имя самого товарища Троцкого. И все же его свидетельство не менее интересно. «Первым в полном составе перелетел 9-й армейский отряд. Командиром в нем состоял выдающийся летчик поручик Снимщиков. 9-й армейский отряд долго готовился к задуманному перелету. Семьи были устроены вне досягаемости для мести большевиков. Незадолго до перелета были получены новые аппараты. В день отлета летчики надели по несколько пар платья, причем не были забыты даже блестящие погоны самого контрреволюционного образца, скрытые под кожаной одеждой летчиков. В аппараты были погружены все вещи, отрезы материи, белье, сапоги. Запаслись изысканной провизией, которую имели в качестве избранного у большевиков рода оружия.
Специалистов-летчиков у них было мало, и ими дорожили. Но... как волка не корми, он все в лес смотрит. Так и 9-й армейский отряд предпочел жить и работать в родном по духу стане «белых». Ожидали только случая, когда получат приказание перелететь куда-либо целым отрядом. Желанный день наступил... «Сам» Троцкий присутствовал на аэродроме и рассматривал по карте маршрут перелета. Один за другим, плавно описывая круги, над аэродромом поднялись летчики. Шумят моторы, гремит оркестр. Троцкий со свитою наблюдает эту картину. На большой высоте отряд строится в боевом порядке, берет направление, которое не оставляет сомнений в действительности их намерений...»
...Пять самолетов отряда приземлились в районе станицы Филоновской Хоперского округа области Донского войска. Шестой аппарат самого Снимщикова сел в стороне от отряда. Упоминание о том, как его встретили на донской земле, нашлись в переписке бывшего комиссара при Полевом управлении авиации и воздухоплавания Южного фронта Георгия Васильевича Гудкова.
Гудков некоторое время находился в резерве авиаспециалистов при управлении ВВС РККА и там встретил моториста Коротичева, служившего в Гражданскую войну в авиации белых. Он-то и рассказал о Снимщикове следующее.
Все летчики перелетевшего отряда приземлились благополучно, но Снимщиков из-за неисправности мотора от них отстал, и у него на территории белых была вынужденная посадка. К нему подскакали казаки. Поскольку на его самолете была пятиконечная красная звезда, Снимщикова жестоко избили, выбили зубы, отобрали все, что у него было, и, наконец, привели к сотнику. Тот, выслушав «летуна», сказал, что от расстрела пока воздержится. А когда ответ на запрос в штаб корпуса прибыл, он вызвал пленного, извинился за грубое обращение и сказал, что накажет казаков, избивших его. Генерал Краснов, узнав о перелете отряда, пожелал видеть летчика, произвел его в капитаны, наградил крупной суммой денег, и Снимщикову за казенный счет вставили зубные протезы.
Ходить с новыми зубами капитану оставалось ровно одиннадцать месяцев...
http://voencomuezd.livejournal.com/?skip=70
