Экоактивист Константин Рубахин:
Надеемся, что с принципами работы УГМК разберутся до того, как они запустят руки на Хопер
09/07 2015 19:47
Константин Рубахин был вынужден покинуть Россию год назад. Его могут задержать по делу, которое вчера вновь рассматривали в Воронежском областном суде: двух других активистов — Михаила Безменского и атамана Игоря Житенева — подозревают в вымогательстве денег у компании УГМК. Несмотря на то, что Константин находится далеко от своей малой родины, работу по спасению Хопра он не прекращает. О том, почему люди перестают верить во власть и правосудие, почему все чаще говорят об акциях прямого действия и как еще можно воздействовать на УГМК, Константин Рубахин рассказал в интервью «7х7».
«Безумию» уже три года
― Три активиста в тюрьме, ты в бегах. Что вообще сейчас происходит с антиникелевым движением?
― Вкратце и не расскажешь. Когда, еще в 2012-м, по нашему приглашению 4 апреля приехала Евгения Чирикова, у нас было ощущение, что мы сейчас быстро консолидируемся и со всем справимся. Она ответила нам: «Готовьтесь к длиннющей борьбе: не на год и не на два». На что мы ей возразили, что если мы за эти два года не победим, то, скорее всего, нас победят ― невозможно, чтобы так долго это безумие продержалось.
― Этому «безумию» уже три года.
― При этом оно принимает достаточно репрессивные формы. Как ты уже вспомнила, три человека у нас уже в тюрьме: Михаил Боярищев, Игорь Житенев и Михаил Безменский. Продолжение якобы научной дискуссии в Воронеже на этом фоне выглядит лживо и пошло. Тот же совет по никелю в Воронеже. Там активнее всего выступает советник УГМК Плаксенко, который, понятное дело, получает за это деньги. И ученые деньги за свои исследования получают от УГМК. Я, конечно, понимаю, что они, наверно, внутри себя совесть притаптывают, понимая, на каком фоне они продвигают этот проект, что они отказывают в собственной позиции жителям, что та компания, которая платит им деньги, всячески продвигает репрессии по отношению к наиболее активным борцам на Хопре. На Совете Бочаров позволяет себе говорить биологу Силиной, что она моя левая рука, как только та хочет рассказать реальные вещи, связанные с тем же загрязнением воды радиацией.
― Это Алла Силина делала исследование по загрязнению в Масловке?
― Да, это была она. Любые вещи, которые не нравятся УГМК, либо замалчиваются, либо называются «вражьими голосами», нажива конкретных оффшорных олигархов выдается за благо для страны ― это все выглядит даже хуже, чем в Советском Союзе, потому что там ориентировались на развитие конкурентоспособности государства все-таки, а тут это подменяется, прямо скажем, той мафией, в конце которой сейчас все более ярко вырисовываются фигуры Петрова, Махмудова и Дерипаски в связи с уголовным делом в Испании. Когда я закончу расследование, я расскажу подробности.
Акт прямого действия очень даже возможен, если компания решит строить предприятие
― Ты сейчас говоришь, так сказать, о бэкграунде. Так что же происходит с самим движением? Прибавилось ли число ваших сторонников или убавилось?
― Поубавилось, но по определенным причинам. Те же казаки Донского подразделения стали получать деньги от УГМК за охрану предприятия. Атамана Телегина в свое время запугали, повесив уголовку. И тогда же он стал называть меня агентом США. И с атаманом Чередняковым из Новохоперска то же самое, сейчас он дает показания по уголовному делу Житенева. У него такая позиция: раз у меня квартира в Париже (а у меня ее на самом деле нет), то якобы у меня другие интересы совсем, а никель стране нужен. На самом деле, он говорит то, что от него требуют за те деньги, которые он получает от УГМК. Такие люди есть, но всех не купишь ― денег не хватит. Люди, правда, стали больше бояться, потому что видят реальные репрессивные меры. Но костяк людей, которые себя в общественных мероприятиях проявляют слабее, чем в акциях прямого действия, остался. И акт прямого действия очень даже возможен, если компания решит строить предприятие. И очень жалко, что это останется для людей последним способом выразить свою позицию.
― Какие акции прямого действия ты имеешь в виду?
― По остановке строительства, по физическому устранению тех нарушений, которые компания себе позволяет.
― Вышки жечь?
― Ну... препятствовать работе. Но главное, конечно, — нам все еще нужна общекоммуникационная площадка. Не одно движение, которое самое главное, не два движения, которые конкурируют, а общая площадка. Мы пытаемся держать этот паритет, собирать вместе мнения и позиции разных людей, начиная от Борисоглебска, «Стоп никеля», урюпинцев, новохоперцев и воронежцев. Кстати, очередным ударом для активистов стала та отписка, которую они получили за сто тысяч подписей президенту, за годовую работу! Это настроило людей негативно, но по отношению к власти, а не к проекту. Понимание своей правоты у них не ослабло. Мы все убеждены, у нас есть прямые доказательства того, что этот проект вреден. Мы видим, что происходит сейчас в местах, где идет геологоразведка, — колодцы опечатаны.
― Это уже достоверно известно, что между геологоразведкой и загрязнением есть прямая взаимосвязь?
― «Стоп Никель» брали пробы, отдавали в московскую независимую лабораторию на исследование. Кстати, все результаты мы выложили в паблике «Стоп Никеля» во «ВКонтакте». Именно на основе заявления от активистов Роспотребнадзор опечатал колодцы рядом с Елань-Коленом. И в этом случае причиной радиационного загрязнения стало проникновение напорной воды докембрийского периода на другие уровни. Уровень радиации по альфа-излучению превышен в несколько раз. Если эти частицы попадают в организм, они вызывают онкологию. Моя бабушка пила воду из скважины в Алферовке, она умерла от рака желудка. Я на 70% уверен, что это связано с той самой радиацией.
― Давно это случилось?
― Еще в начале «нулевых». В Алферовке в 60-е годы нефть искали. Ничего не нашли, но скважина осталась. При внешнем использовании вода вроде бы ничего, но если ее глотнуть, то как раз радиационные частицы могут попасть внутрь. Ведь альфа-частицы можно бумажкой закрыть. Но когда они внутри, она все выжигает. И эти напорные воды действительно очень сложно удерживать. Нам говорят: ничего не будет, скважина сухая. Скважина-то сухая, но вокруг трубы утечки очень даже возможны. И, скорее всего, они и идут в верховодку. Чем больше объем работ, тем больше зараженной воды может попасть наверх. Что касается арсенидов никеля, которые содержатся в рудном теле, соединения мышьяка, то они будут вытаскиваться на поверхность. Отфильтрованная пыль, которая будет попадать не в концентрат, а в хвосты, рано или поздно высохнет. Потому что хвосты должны быть мокрые, но реально они сегодня мокрые, а завтра ― нет. Поэтому мы представляем, как эта пыль будет летать. Это яд. Даже сульфид никеля онкогеном считается, а это и подавно ядовитая вещь.
Вот они скажут нам: да пошли вы. И мы пойдем
― Сторонники добычи никеля говорят, что риск экологической катастрофы минимален при современных методах добычи никеля. Зато вспоминают об инвестициях, которые существенно улучшат экономическую обстановку в регионе с предельно допустимым дефицитом бюджета.
― Да какой УГМК инвестор? Они по лицензии «Елка» и «Еланка» еще в 2012 году должны были выплатить 135 млн рублей. Сейчас они выплатили порядка 50 млн, а остальное не доплатили. Что не удивительно, потому что в лицензии, как это ни странно, нет ответственности за невыполнение социальных обязательств. Прописана ответственность за невыполнение сроков, за неплатеж за недра. А за неплатежи по социальным обязательствам нет вообще никакой ответственности.
― Ты говоришь сейчас об обещаниях УГМК развивать инфраструктуру в районе?
― Инвестиции ― это в общем. Неважно, инфраструктура, или просто деньги. В договоре просто не прописана ответственность за невыплату тех 70 миллионов в бюджет Новохоперского района, прописанных в договоре по «Елке». Они по «Еланке» выполняют, а по «Елке» ― нет. То есть они на данный момент не доплатили 70 млн по лицензии. Вот они скажут нам: да пошли вы. И мы пойдем.И если посмотреть, например, их ответственность по налогам в Северной Осетии, где работает их «Электроцинк», мы увидим, что в 2013 году они заплатили всего 65 млн в бюджет региона. То есть они фактически ничего не платят за отравляющий все на свете «Электроцинк», за жуткую статистику по заболеваниям в регионе. Более того, у них Рудой сидел за взятку в Росприроднадзор. И мы видим, как они буром идут и принципиально решают все вопросы не компромиссами, а просто продавливая всеми способами свои инициативы. Понятно, что никаких возможностей контролировать или добиваться каких-то выплат и справедливости вообще просто невозможно ― это 100%. Если сейчас будет какой-то заход, то потом мы просто не справимся с этой ситуаций. Необходимо не допустить. Но есть надежда, что либо ишак сдохнет, либо падишах.
― Но как так получается, что у огромной компании ― нулевая прибыль?
― Это стандартная схема. Они кредитуются под 22–23% в валюте ― они вот в «Альфе» брали кредит на основные предприятия на «Уралэлектромедь». То есть они кредитовали где-то 150 млн долларов на 22% в валюте. Это ровно в два раза дороже, чем стоят обычные валютные деньги. Что это означает? Во-первых, что им мало кто верит. Во-вторых, что они заменяют оборотные средства, которые прячут в оффшорах, заемными, чтобы иметь возможность «кинуть» банки, если что-то пойдет не так. Обычно у них трейдер оставляет все свои деньги, как это делалось на «Кузбассугле». Например, компания Krutrade, которая работала в Австрии, а потом Carbo One, которая работала на Кипре, она оставляет всю выручку у себя. При этом эти компании связаны с теми мафиозными персонажами, дела которых расследовались в Испании. Как раз вокруг этих трейдеров основные деньги и крутятся. Потом они подменяют заемными деньгами нормальный бюджет предприятий. Вот угадай, сколько людей работает в ОАО «УГМК»?
― Мне тяжело сказать.
― Ну примерно.
― Ну, 10 тысяч?
― Два человека. То есть это такие фирмы, которые легко расформировать, оставив всех без трусов. Деньги у них все там. Им не страшно ― об этом говорит их последний кредит. Но будем надеяться, что с принципами работы этой компании разберутся до того, как они запустят руки на Хопер, ― вот наша основная надежда. К 2016 году, когда компании необходимо будет принять решение, строить или нет, мы понимаем, что все документы от общественности будут подделаны. Тот же самый якобы Общественный совет, он вполне «подготовлен», по моему мнению, под общественные слушания. То есть если им нужно будет имитировать необходимые официальные процедуры, они это сделают. И общественная реакция, когда люди увидят, к чему ведет все это, будет уже другая, более агрессивная.
Я не могу требовать от людей содействия, которое может повлечь для них негативные последствия
― Каково участвовать в движении, находясь в эмиграции, далеко от дома?
― Ну мы до сих пор находимся в постоянной связи с активистами, просто у меня нет прямого влияния на принятие оперативных решений, поэтому такие вопросы они решают сами. А в общем направление деятельности мы обсуждаем коллективно: формируем позитивную программу, выстраиваем отношения с учеными, администрациями, московскими структурами: Думой и прочими. Особенно сильны в этом воронежцы, на самом деле. Но требовать от людей чего-то сделать на месте я не могу, конечно, потому что в таком случае я сам должен быть там. Я не могу требовать от людей содействия, которое может повлечь для них негативные последствия. Я только ищу фактуру, а решения они принимают сами. А расследование коррупционных схем ― это сейчас моя основная задача. Мною написан уже ряд заявлений в европейские правоохранительные органы по криминальной деятельности структур, связанных с УГМК.
― Их приняли к рассмотрению?
― Принято заявление в Швейцарии ― по исследованию отмывания денег в 2000-х годах через сеть компаний в Ирландии и в Британии.
― И давно ты подал заявление?
― Год назад. Пока жду ответа: они отвечают, что работают.
― Европейский суд, например, жалобы годами рассматривает…
― А испанцы уже в суд подали, закончив дело, связанное с Геннадием Петровым из окружения Путина. Там он во всех делах проходит за компанию с Махмудовым и Дерипаской, а они фигурируют в материалах по отмыванию денег в дочерней компании УГМК Vera Metallurgica. Кстати, из-за этого могли отравить Литвиненко: он с судьями по этому делу встречался как раз.
― То есть ты скорее идейный консультант, нежели участник движения?
― Нет, я активный участник. Просто я взял на себя работу с правовыми рычагами, которые в Европе работают. Это тоже один из видов противодействия УГМК.
― Тебе с европейскими рычагами проще работать, находясь в эмиграции?
― А я в России не могу работать ― меня сразу посадят.
― А чисто теоретически? Предпочитал бы работать на месте?
― Конечно, я хотел бы работать на Хопре. Нет сил, как хочется туда вернуться.
Екатерина Богданова, «7x7»
