Жития чиновника 5 (Страница 1 из 2)

Я было подумал, что это имя бога, на каком-то изуверском языке. Потом дошло. Эк ты знаешь местную элиту. А я уж забывать стал.
Кстати, шёл сегодня из города в свою Макурёвку, две встречи было. (Случается и больше.) Один, совершенно незнакомый, спрашивает:" Э-э-э, привет! Сорокин?"
"Сорокин" "Ну чё, всё заседаешь? Когда эту срамоту с улицы уберут?" "Не могу знать. Я на пенсии. Спроси у Какорина."  "Там теперь вахта, не прорвёшься. А ты - вот он. Что, трудно вздрючку дать кому следует?" "Да не у дел я. Восьмой десяток мотаю. Отпусти." "Как до дела - так отпусти! Племя бюрократское!"
Другой у линии остановил: "Здрасьте. Вас Альберт Сергеичем  зовут?" называюсь. "А меня - Николай. Мы с вами на Химмаше пахали. Вы в технологическом, а я - в Пятом. Помните?" "Ну, конечно!" - ни черта, впрочем, не помню. "Мама вас вспоминает. Как вы у нас были. (чем-то помог им) В больнице она. Ей 84 уже. Я к ней иду." "Передай ей мои пожелания..." Он жал руку признательно и благодарно. А мне стало горше, чем от первой встречи. Каким надо быть загнанным в этой жизни человеком, но щедрым душой, что бы вспоминать посещение депутата с какой-то помощью и чуть не полжизни быть ему благодарным. А вот я, увы, не вспомнил и имени его матери.

Классика) Что не строй все равно КПСС только вид сбоку)))

Компания в помещении была солидная, сесть было уже некуда. Я сразу подошёл к Серёже (в кабинете мы всегда были просто «душа в душу» приятели) и заявил о цели визита.  Хозяин растерялся. Мне трудно было не понять, что я некстати. Но я уже разозлился, тем более что некоторые гости смотрели на меня как на организующее начало. (Приходилось же мне чего-нибудь организовывать в таких  вот составах!) И смотрели на меня вопросительно. Это ещё больше заинтриговало. Зачем-то здесь народ собрался не по пустякам. Я вперился в лица на меня взирающие. Что за тайная вечеря?
Вразумили меня две фразы:
-   Сергеич. Так ты что ж, решил тоже податься на «небеса обетованные»? – кто и спросил – не усёк, потому что банкир чуть не взвизгнул:
-   Да по делу он,  ко мне он! Постойте вы…Альберт Сергеич, зайди в боковушку.
Мы прошли в скромную дверку, ведущую где в туалет, где в спальню с мягкой тахтой, где в царственную буфетную. Нынче кабинеты без таких дверей у «хозяев» не бывают.
-   Ты не вовремя. Извини. Тут меня «драть» пришли. Ну, объяснять не буду.
-   А «небеса» т при чём?
-   После объясню. Вопрос, понимаешь, специфический.
-   Лебедева ждёте?
-   Да, с минуты на минуту! Пойми…
-   Ну, желаю, что б пронесло.
Я направился к выходу, чуть не уронив какого-то озабоченного проишельца, а в дверях из самого кабинета и столкнулся с Лебедевым. Я уже понял, что небеса обетованные – и есть сама новая партия, куда собрались гузом держатели новой власти. Почувствовав себя чужим, среди «своих», я пытался прошмыгнуть не обрекая Лебедева на неловкость объяснения в ситуации ему непривычной. Он только понимающе заметил мне вслух:
-   Ты это, забеги через часик. Мне тут кое-что…
-   Ладно, тороплюсь я, Валерий Александрович.
-   Вот и ладненько…
Беспокоить шефа через час я благоразумно не стал, но мучился догадками. А чего было не остаться? Экой я тактичный! Вот бы и остался! Пусть ка выгонят, не объяснив толком, что за сбор в тайне от секретаря КПРФ, такого ж вершителя судеб на ограниченной территории? Ведь так удачно залетел к самой кульминации. Но, доставить неловкость кому б то ни было,  было так же мучительно, как эту неловкость испытывать самому. Такой вот я.
Тем себя и утешил. И даже гордился, что буржуи не решались напрямую гнать процесс, игнорируя оппозицию. А повод большого сбора определил точно. Вот только позиция главы смущала. В отличие от меня он был между двух огней. Тормозить такой процесс – себе дороже.  И как он определился? Тоже вступит?

А через неделю такую же возню обнаружил уже у себя под боком. Вернее – в «Малом звле», почти напротив собственного кабинета. Процессом руководила вездесущая и многоспособная Лариса Аркадьевна. Моя подчинённая и верный соратник по организации сессий. Я спросил её без смущения: Чем озабочена? Что за нард в сапогах и кепках? О каких фотках речь?
-   Село велели собрать. Сев скоро. – И умчалась на первый этаж.
Я заглянул в зал. О, боже. Там и Баранников, и Набережнев, из ближник сёл, и Лукин, и Котченко из дальних. Руководители. И кого только нет с ними? Муж её, Марии Фёдоровны, Котченко ж, когда-то в город возил своих селян на партсобрание в гонимую КПРФ, а тут? Второе пришествие спасителей? Эти хоть и не гонимые, но, похоже, загоняемые. Фотки и анкеты, ещё какие-то «тугаменты» расстилали по столам. Судили, рядили, тихо матерились. На меня – абсолютный нуль внимания. В основном все ж знают, что я  - КПРФ. Но, мне ж не мешают мою копну молотить, и я – будь добр. В селе то меня приветливо встречают. Даже помогают собрать людей на беседу: вдруг кто в партию революционную вступит? И они имеют право? Имеют.
Вошла Шняк, Лариса Аркадьевна. Я вышел. На душе смешно и тоскливо. Административный ресурс пахал глубоко и неотвратимо. Село пало. Голоса за власть будут собраны вопреки разуму по понятиям. Но все испытывали определённый дискомфорт в душе и неуют в теле. Не было у людей счастья на лице от доверия свыше. Почти у всех.

Но это был не последний удар. Служба Соловьёва Ивана Александровича, ГО ЧС, уже теперь Влолди Кириленко (Соловьёв успел уйти недавно вчистую на пенсию) была оазисом для моей беспокойной натуры. Я шёл к ним в подвал с собственной газетой, которую издавал полуподпольно,  ребята рвали её из рук, читали, комментировали, жаловались на судьбу. Но крепко дружили. Однако в партию не шли: запрещено служилым людям вольничать. И вот я узнаю, что не единицы, а весь взвод вступил в «Единую Россию». Сходил к ним. Кто смеётся, кто глаза прячет, кто заявляет: «А ну как мы завтра все показательно и выйдем из этой шарашки!? Как это ваша газета поднесёт борисоглебцам? Сила!»  Володя Кириленко грустно прокомментировал: «Ага. Наутро встанем героями и задумаемся: кто нас теперь на работу примет?» «Хорошо, обещали взносы не брать» - добавил самый уравновешенный.
И пошёл я к Лебедеву. Убитый и истерзанный. С единственным вопросом: «Что, другого не дано?»
Резюме было кратким:
-   Альтернатива есть. Лебедев – в отставку, Водолазский – к рулю. И весь белый Дом – в партию.
Я взгрустнул ещё глубже. Но Лебедев улыбался:
-   Да не худший это вариант, подумай сам.
И я подумал. Даже вступившие – не оплот «ЕР». Ну куда ей с таким контингентом? И кому не ясно, что когда без радости любовь – разлука будет без печали. И голосовать за «ЕР» они не будут. В добрый путь, «единая».
Однако, по здравому рассуждению, надо было согласиться, что не дураки там, в штабе этой партии. Устав КПСС им и наука и программа. «Все они, эти партии, в принципе, одинаковы», как Бондаренко заметил.
Или: Что ни строй - КПСС выйдет, только вид с боку. (Бровко)

Тарифы были неправильные
   Напряглись все. Оппозиция, в купе с большинством коммунистов, в ожидании приятного чуда, Администрация  и Совет народных депутатов – в ожидании порки. Фамилии экзекуторов из Воронежа звучали грозные, порой, что хуже, неизвестные.  Самые ответственные за войну тарифов – Совет и службы по подготовке исходных документов (то есть комиссия по тарифам  от «Совета», финансовый  отдел Администрации и  главбухи от организаций ЖКХ), два дня ждали чёрного понедельника в напряжённом бдении над ворохами бумаг, подтверждая право на ненормированный рабочий день да и неделю. В суматохе озабоченных чиновников активно принимало участие всё коммунальное начальство и их замы в роли сочувствующих и рекомендующих. Рекомендации - от трактовки «Уставов», «Положений», «Регламентов» и проч., до разборки личностей проверяющих. Последнее представлялось главнее. Человеческий фактор – он всегда фактор! Устав-таки – бумажка.
Организатор же всех работ комиссий, то есть я, и председатель комиссии по тарифам, Юрий Константинович Папоров, ходили в героях процесса. Юрий Константинович был суров и предельно собран, немногословен и мудр. Он держал все связи с респондентами под контролем и давал краткие и вразумительные ответы  по всем сомнительным позициям, требуя от членов проверок и перепроверок по каждому показателю и констатируя результат снимающим напругу рефреном: «И тут всё правильно»! Я же, ненавидя бухгалтерию в принципе и мало в ней соображая, был больше озабочен внешней стороной дела: обеспечением кворума, наличием экспертов, удобством помещений и безупречностью документации. Регламентом тоже руководил я и, заметив, что нас дважды посетил о. Михаил (Терпугов), неизвестно по какой надобности, распорядился после пяти не засиживаться. Не подумает ли народ, что мы тут молитвы читаем перед своей кончиной? Посмеялись, но согласились: Отдых даже перед виселицей не повредит.
    И только Лебедев был верен своему стилю. Раскрепощён, улыбчив, деятелен. Посещал нас не часто, но вдохновлял поощрением: «Вот, наконец-то делом занялись всерьёз!» Сергей Королёв говаривал в таких случаях ещё проще: «Старайтесь! Одно из двух: либо я орден получу, либо я вас накажу». Что ожидало нас – неизвестно было ни богу, ни отцу Михаилу.
Истратив нервный ресурс к середине воскресного дня, коллектив ответственных чиновников пришёл к справедливой мысли, что жизнь не кончится и после проверки, а может быть она будет и не такой муторной, как в выпавшие нам по судьбе эти судные дни. Нам даже стало весело. Мы сделали всё, что могли. И, наконец, разве комиссия и все причастные не до последнего дыхания защищали интересы горожан, плательщиков за услуги окаянных коммунальщиков? Да,  разве мы и сами не горожане с установленными нами же тарифами ЖКХ? Не лежит ли и на нас дурным грузом оплата всех счетов? Да и кто мы есть, как не депутаты, честно избранные этим же митингующим народом? Кто нас изгонит из собрания законодательного, в конце концов? Правда, Виктор Михайлович Попов, случайно наблюдая наш невоздержанный кураж, язвительно  заметил: «Отзыв – дело трудное. А вот потребует народ от области законодательную инициативу об упрощении такой процедуры, как раз все и поплывём!» О себе Михалыч мог не беспокоиться. Он с Андреем Водолазским голосовал консолидировано против тарифов. А сам Андрюша вообще не платил по счетам сознательно и постоянно. Более того, вместе с собственной фракцией подбивал следовать его примеру и все митинги на площади  Ленина, одобрительно наблюдавшего бурные процессы масс со своего постамента.
     Короче, было ясно, что хорошо смеётся тот, у кого есть на это убедительный повод.

     Комиссия-таки несколько задержалась с приездом, немного успокоив нервозность враждующих сторон. Тем самым же возбудила страсти ещё острее, появившись неожиданно и с помпой. Вся Администрация, не исключая четвёртого, самого начальственного этажа, горела желанием знаковой развязки, а осознав, что дело в тарифах и только в них, всё большим количеством контингента склонялась к позиции рынка: зло должно быть наказано! Масса документов, пролистанных, изученных, и потёртых городской комиссией совсем недавно, была вновь востребована в ещё более ответственные руки, а дополнительно к тому в главные кабинеты приглашались для доверительной, но строгой беседы самые разнообразные, казалось, не имеющие отношения к делу чиновники. Процесс на глазах принимал оборот большого скандала. Рынок потирал руки, а фракция Водолазского, напротив, интеллигентно затихла, являя своим видом болезненное сочувствие коллегам противоположного лагеря, вежливо не докучая им даже двусмысленной улыбкой.
     Глава, взявший на себя ответственность за обеспечение комфорта гостям города, припряг Бондаренко к этому сложному делу, и тот талантливо справлялся с задачей, деликатно не разглашая всех тонкостей обхождения с группой лиц, вырастающих в глазах простых смертных почти до статуса инопланетян. Допуск к ним нетерпеливых носителей «правды жизни» был усечён до предела, правда, гостиница была неподнадзорна и утечка иформации в любую сторону не контролировалась. Но, скорее всего, контакты были нежелательны и самим «пришельцам». Новостей с этого фронта не поступало.

     Где, с кем и как  проводился консилиум по нашей тарифной преступности мне не сообщили как подследственному. Даже Евгений Васильевич всезнающий и оперативный, сидел молча в ожидании судьбы, не реагируя на немые вопросы страждущих. Однако, распоряжение о созыве внеочередной конференции по требованию ревизионной, по существу, комиссии,  вселило догадку: выйдет нам прощение. Уж больно тщательно подготовлены были все бумаги, в полном соответствии с законом и совестью. Если что и подведёт – только вопиющая некомпетентность. Ну, уж тут – что скажешь?
     С помощницей по Совету, Ларисой Аркадьевной Шняк, мы обзвонили депутатов, которые собрались как по тревоге. Шумные и говорливые бюджетники-экономисты (все, как есть, женщины), перешёптываясь, просочились в зал для слушания и заняли места на «Камчатках». Депутаты, с приличествующим ситуации достоинством, устроились на привычных местах, а главные создатели конфликта, представители митинговой элиты и вездесущие пенсионеры, были остановлены ещё у парадной лестницы дежурным МЧСником: заседание закрытое. Возмущённые возгласы из обиженной толпы, типа  «Всё ясно: ворон ворону глаз не выклюет!» «Всех купили!» - добавил оптимизма обречённым. В самом деле, если ругать Белый дом – то только прилюдно! И – всех разогнать! Ну, а коли прячут нас от людей - пожурят да и, поди, отпустят.
     Главным выступающим на вынесении решения был не мужчина, которого все принимали за главу комиссии, и который уже начинал казаться добрым дядькой, а женщина. И её голос, исполненный силы и сдержанного гнева, прозвучал жёстко, сокрушая все представления об элементарной справедливости:
     -   Тарифы, которые принимает ваше законодательное собрание – не есть документ. Это жалкая расписка в собственном  бессилии управлять процессом! Вы, уважаемые депутаты, пошли в поводу у населения, полагающего, что бюджет – это кормушка.        Вам ещё долго придётся вылезать из вырытой вами финансовой ямы. Исправляйте свои ошибки и …
      Ни плакать, ни смеяться мы не могли от потрясения: оказывается, тарифы занижены!
      Город воспринял эту новость подавленным затишьем.

Саша. От этого не устают. (Лукашенко тому пример). Если устал от проблем в должности - может быть. Ему легче было ладить с рынком в районе, чем с "базаром" в Воронеже. До Шабанова он снисходил, а вот Кулакова - не более чем терпел. Ну и вылилось...  Кто-то ж должен был уйти.

Впрочем, продолжу. Для ясности картины выложу фактический материал из протоколов. Это в плане беллетристики не очень занимательно, но дополняет суть документально. Что было, то было.

Я наверное не точно выразился. Лебедеву выпало работать в сложный экономический период , а любому человеку нужно (мне так кажется) видеть существенные результаты своего труда. Масштаб личности Лебедева подрозумевал соответствующий и масштаб. Но вот затянулся смутный период в экономике. Да все вроде и было и Бориса и глеба начали делать и кухня и журавлик и галерея. Но вот лично у меня было впечеление что все же не тот масштаб был для того главы. Не я его не знаю близко но вот ощущение такое было.

Спасибо Александр...как всё по теме..

Мне бы весь резон не возбуждать публику комментарием хорошо заметной параллели с героем Кашина. Я тоже был воин плебса, а потом скатился до любви к мэру. 
Одно в своё оправдание: чиновником-профессионалом не стал по складу характера. Потому позволю себе продолжить.

Месть рынка
     Пресса власть недолюбливала. Газета – ещё так-сяк; телевидение  искало сюжеты погорячей, да поскандальней. И они были. Два разнополюсных митинга! Рынок – против власти, коммунисты – за мир и дружбу. Виданное ли дело?
     Наш выход был первым.
     Зам. по партии Полянский понимал, что рынок «гонит пургу»,  тарифы не сдвигаемы. Область этот вердикт озвучила. Кого будет клясть народ? Губернию? Не фига! Нас. Нас с ним прежде всего, народных депутатов.
     -   Может перенести начало? На 12. Часик отстоим, а там и дождь пойдёт.
     Дождь или опаздывал, или совсем передумал. Редкие облачка бесследно таяли в  безразличном к городским делам небе. Людмила Фёдоровна разрешила наши сомнения безоговорочно:
     -    Нечего! Как назначали. Мне ещё надо в ГАИ успеть.
     Оргвопросы в её компетенции. Мы не спорили. Да и смысл?
     Партийная масса выглядела не густо. С сотню человек. Средне – нормально. Но следом соберётся рынок! Втрое набежит! По рейтингу – уже 0:1. Нужна ударная тема. Отчаянный запевала и бескомпромиссный голос народа.  А Мордвинцева не видно. Он умеет поддержать напряжение.  Ладно – сам!
     Проверили динамик: звук запредельный!
        Радист пустил марш энтузиастов. Замечательно!
       Осталось настроиться мне. И заговорить.
       Да, собственно, что тут сомневаться? И мы, и рынок – народ, в конечном счёте. Все ущемлены. Властью. Что в Кремле. Оттуда все проблемы! Почём свет? И почём он был? Чубайс – коммунист? Греф – тоже?  В больницу – со своими бинтами? Операции – за две пенсии не осилить! А олигархи в городе уже дворцы себе строят. Они – что? Сами кирпич в свои стены клали? Где деньги заработали? В шахте, на лесоповале?
     Впрочем, это я уже с трибуны и провозглашал. Коммунисты слушали рассеянно. Они это и так знали. Вот бы рыночников просветить… Впрочем и им это известно. Они совсем другим озабочены: власть поменять. Независимо от  солидарной с нами областной властью (в вопросах тарифов).
     Обнаружив, что меня снимают газетчики, а под трибуной бегает незнакомый телеоператор, я обрёл второе дыхание: нужно обратиться к рынку! Нет их на площади – в вестях прочтут и по телеку увидят. Обратиться к ним было делом плёвым. Там же учителя и инженеры, свой народ, грамотный, но заморённый безработицей и дороговизной. Нравится им торговать в дождь и мороз? Таскать баулы с барахлом от Турции до Москвы и дальше?  И где энтот рыжебородый зашитник демократии Колмаков Серёга, спекулянт и подпевала областных властей? Школьный грузовик приватизировал, теперь ждёт, когда сахар подорожает, товар с Грибановки возить…
     Разделал я его в прах, но сняли ли эпизод? Много чего ещё сказал, аж коммунисты повеселели (конкретику все любят) и, откуда-то взявшийся Мордвинцев кивнул мне уже у трибуны: говорить буду.
      Речь его, как всегда являла весомость и обстоятельность. Успокаивала надёжностью перспектив при условии стопроцентной отдачи.
     Три-четыре выступления – норма. И народ любопытствующий и сочувствующий на площади в количестве привычном. Всё правиьно и хорошо, но что-то не то. Ах, да, последнее слово – не за нами. Люди с рынка будут ставить последнюю точку. Как её  в вопрос обратить?
      Дождь, однако,  начался,  чем несколько ускорил сворачивание нашего мероприятия, а рынок уже подгребал с плакатами и мегафоном, с суровыми лицами энергичных дам и неколебимых мужей провинциального прилавка. Бывшие интеллигенты дождя не испугались, потребовали микрофон, чему я и не противился, передав инструмент воздействия в требовательные руки  нового оратора.  Тот яростно прорычел в него «РРРАЗ-РРРАЗ-РРРАЗ!», но услышал это только я с Мордвинцевым: сеть в Белом доме отключили, полагая, что рынок как-нибудь и без госпомощи обойдётся.
     Однако проситель эту проблему обратил в выгоду! Ну, рынок же! Он на всю площадь закричал уже в мегафон (или мне показалось, он меня оглушил):
     -   Блиннн! Они нам громкоговоритель отключили! Своим коммунякам  и тут благА создают. Включайте, быстро! - Это он к Белому дому обратился. -  Мы - то ж народ. 
     «То ж народ»  пришёл в невообразимое волнение. Ко мне подскочили с два десятка нервных людей, и потребовали извинений и положительного решения вопроса. На что я им спокойно заявил:
     -   Трансляция оплачена. Вам ли законов не знать? Идите и платите. Вам, может, подешевле включат.
     Скандал погас, но нервы рынка взыграли на порядок сильнее, что точно должно было отразиться на эмоциях и таланте их ораторов. Счёт в рейтинге стал сразу 0:2!    С сожалением и обидой на небеса, отметил, что и дождь оказался чрезвычайно кратковременным. Он перестал.  0:3?
     И надо ли говорить, ТВ и акулы местного пера, извелись, поспевая к самыми шумным и заметным событиям.
     И надо ли продолжать, что рыночники уже только на этом обстоятельстве так согрели свою нелюбовь к Белому дому, что им не хватало лишь бульдозера, что б сравнять его с землёй.
     Ну, и уж из скромности не скажу, что я отстоял весь второй митинг, дважды выступал, опровергал и низвергал, а вечному врагу Колмакову, который скандировал из-под трибуны: «Господин Сорокин. Вон из насиженного кабинета!», предложил самому сходить в мой кабинет (он всегда открыт даже в моё отсутствие, Лебедев как-то выговор мне сделал «дружеский») в ответ на его страстное заявление: «Отгородились от народа! Не достучисси!». И он сходил, вернувшись, сказал при людях честно:
     -   Открыто. Даже кошелёк на столе! Я ни чё не брал, ты уж там не подумай.

     Газету я прочитал. Акимова безупречна. А телевизор не смотрел.  Жуть.

     Между прочим ко мне Колмаков приходил потом часто. Беседовал вразумительно и по делу. Как-то я услышал его ответ встречному знакомому на  выходе из кабинета:
     -   Да тут, к Сергеичу забегал. Дела…
     «Сергеич»!  Я уже друг демократов…

Подлодка
Иду это я на работу. Слышу впереди:
-   Борисоглебск – это не хухры-мухры. Таких, между прочим, и десятка в стране не наберётся.
-   Захудалых?
-  Остынь. РПК – эт чё? АПЛ – то ж не знаешь? Ракетный крейсер подводный! Атомная подлодка! «Борисоглебск» называется. Не Житомир, не Балашов. Даже – не Воронеж! Ни тебе хрен собачий! Вник? 
Просто два мужика шли впереди меня и разговаривали.
После планёрки я спрашиваю у Лебедева: «Неужто»?
-   Стыдно не знать. Мы вот как раз туда собираемся. С подарками для «земляков». Приходи провожать завтра.
-    Это ж вы за  полярный круг? Там сейчас солнце не заходит! Сила! Сроду не был.
-   Намёк понял. Поедешь. В следующий раз. Собирай подарки.
Как снег на голову, не только отопительный сезон настаёт. Спрашивает Лебедев через год:
-   Ну что? Готов к броску на север?  Пиджак парадный. Харчей в дорогу. Речь готовь – с командующим Северного флота будешь общаться. Готовь команду.
-   Я что, за старшего?
-   Нет, Коля,  шофёр Евгения Васильича. Ты за интенданта.  - (Смеётся). – Кормить людей  ты будешь. Впрочем, подробности – завтра. Детали уточним. Всё постигнешь.
Постиг я следующее.
Шефская поездка на Север состоит из трёх составляющих:
-   сигнала о помощи «борисоглебцев»-подводников;
-   доброго расположения Главы администрации
-   и наличия средств на подарки.
«Средства» складывались из двух составляющих:
-   спонсорская помощь друзей-олигархов;
-   малая толика из бюджета – командировочные.
Уточню кстати. Олигархов нагло не грабили. За день до отъезда я в душевной беседе с Егением Палычем (приятель по «Химмашу») похвалился, что еду. Добросердечный олигарх (он, кстати, обижался на такое поименование), даже осерчал:
-   Ты что ж на последний день сообщаешь? Сыну скажу, что б на дрогу тебе чего собрал!
-   Да не парься! Командировочные…
-   Цыть!
На другой день старший сын уважаемого Евгения Павловича втащил мне в кабинет натуральный мешок за плечами и устало плюхнулся на стул:
-   Чуть отдохну. Консервы тут. Всякие.
(Кстати, забегу:
Спасбо за харч мы Палычу (Е.П.Бледных) говорили уже от Ленинграда. Командировочные кончились даже у меня. И до самой подлодки ели рыб в железных банках, самых разных, которые к концу путешествия казались всё вкуснее.   
Цены, надо сказать, дома  божеские, если в сравнении. Пирожок у Очнева - 2 рубля,  в Питере – 3.50. В Мурманске – все 4. Даже бензин за Волховом – по 14 за литр, а дома – по 8 дорого казалось.) 2001 год, между прочим.

Сознание, что команду буду собирать я – вдохновляло. Непременно – Фоминых! Хозяйка телеканала. Журналист (говорить умеет! – где-то и за меня выступит). Да ещё и на «теле» снимет. Спец ведь! И стать завидная. Пусть Север нашими  полюбуется. Ну и Попова. Виктора Михалыча. Ему хотелось, а за мной – как бы должок… Да и пропасть не даст, если нечаянно поиздержимся.
Но – дудки! В приятели мне сулили с подачи Евгении Евгеньевны девочку от культуры. Представитель молодёжи, панимаишь. (Ну, старшим виднее.) Остальное – служба: два шофёра (Женькин, персональный, Коля ж, вместе с его легковушкой), и из организации Тарасова -  Миша на пикапе.
Ну и милиционер, грузовик этот с подарками охранять. Контингент от шефа. Точка.
Поездка, что там  – праздник души! Бетонка по утреннему лесу, города да сёла, обед в кафе при дороге (мы размахнулись, не от ума: при дроге всегда обдерут!), послеобеденный сон чуть не до Москвы. Столицу объехали сбоку (асфальт европейской укладки - только «испечён», запах гудрона – во все лёгкие, техника из Японии – что танки, только жёлтые). Ну и динамик: кассеты на все вкусы. И на всю мощь!– Коля - фанат попсы.
За Москвой  - всё та же Русь. Зато за Питером - непостижимое. Когда Кристалинская пела о Карилии, которая долго снится, мне хотелось обругать поэта за навороты: елей ресницы…глаза озёр, облако в воду упало… Но первая встреча с озером в обрамлении густющих елей, с валунами на берегу, водой чище чистого,  с прохладной травой муравой по берегу!!! Девственный экологический абсолют!
Нас остановил  наш милиционер, что ехал впереди нас на грузовичке:
-   Если мы не остановимся и не искупаемся…
-   И не сфотографируемся – добавила наша молодая подружка…
-   Да не доедим консервы под …ситро (сухой закон как приговор!)
Мы никуда не доедем.
Под небом цвета озера, облачков да солнца щедрой мерой, у валуна в траве мы разделись и расселись. Харч на камне. Но аппетит - на купанье. Первым пошёл, конечно, Алексей. Милиция всегда впереди. Но он, окунувшись, даже не крякнул, не предупредил, что вода – не ванная квартире. Все остальные позволили себе лишь постоять в воде по щиколотку, да и то затем, что б ощутить восхитительное дружелюбие непуганых рыбок: они щекотно толкались в наши пятки-пальцы и равнодушно уплывали в глубину. В которую никто не отважился  последовать. Ну и температура! В Ялте, в море,  такая зимой бывает. А в воздухе ж – двадцать выше нуля!
Зато перекус мы сделали праздничный! И сфоткались у воды. Лёша всё ж  в воде по икры, но в закатанных до колен брюках.
Он вообще был романтик. На Север поехал в рубашке с коротким рукавом, и на базе флота мёрз чертовски. И когда невмочь – укутывался одеялком, что мы прихватили в какой-то гостинице. Я дал бы ему свою ветровку, но забыл её в той же гостинице, где позаимствовали одеяло. Спал он только в машине (стерёг её), всё под тем же одеялом. Останавливал наш поезд, что б сорвать невиданную траву высотой выше Коли-шофёра с фантастическими цветами: «Домой привезу. Жене обещал». Не сорняк ли заморский, что под дождями Карелии вырастал в сажень, но коровы его не ели? Деньги тратил безумно на ф.аппарат, который у него не отдыхал. И в долг ко мне таки влез! А на обратном пути упросил нас свернуть к Белому морю, там набрал с полтонны валунов. Мы смеялись, но помогали. А дома он каждому подарил по каменюке, чем все были очень и довольны. И мой сейчас лежит во дворе, ждёт альпийскую горку.
Озёра – что! Реки тут такие ж необычные. Широкие (куда Хопру!), глубокие… Как зовутся – у моста отметки нет. Спросить некого, пешеходов мало, да и не знают они. Один так и сказал: «Какое имя? Это ж не река, протока. Два озера соединяет. Ну и чего ей имя давать?» А протоки – чудо! Что твой канал! Уж не Беломоро-Балтийский?  Впрочем, кораблей не наблюдали.
Нет, я уже старый, что бы открывать в людях неожиданное. Но в чиновниках?  Не в Нарве ли? …
С бензином были кранты. Чуяли, не дотянем без вливаний. А тут как раз мэрия за «бортом». Я вспомнил свои приколы в Сосьве, куда ездил в командировку по проблемам снабжения от «Химмаша». Уже отчаялись, что либо иметь. Но в отчаянии я смело проник в кабинет директора, представился делегатом «Прямой комсомольской линии взаимопомощи», представил товарищей (ветеран и старший, действительно, снабженец), и радостно сообщил, что их подарок комплектующими спасёт план отрасли к соответствующей годовщине.  Такая «линия» существовала. Директор проверил  документы, позвал отдел реализации, просил помочь. Даже на концерт Евгения Светланова «комсомольцам» билеты предложил, (он  у них гатролировал). Короче – выгорело. А тут?
Нарядился я в визитный наряд, причесал мысли, да и по своему пропуску из «Совета» бодро вбежал на такой же, как дома, этаж. Глава ошалело  внимал явлению: (не предупреждали, не звонили, а вон…), но демонстрация  документа с ламинате (мой пропуск), упоминание о крейсерской подлодке, чье имя носит наш невеликий город, потешил его, смягчая нрав, а наши подвиги в дороге вознесли на уровень жертвователя. Нас заправили и заполнили все канистры, а Лёша пожалел, что мы их неоглядно мало прихватили.
В другом мизерном городке, с непробиваемой гостиницей, я повторил свой подвиг уже более осмысленно и успешно. Расписал великй почин помощи славному Северному флоту, а тут - героям акции нет места где переспать последнюю ночь.  Результат: нам дали номер и право беплатной ночёвки на обратном пути.
Так вот в чем особенность. Свидетельствую У нас такое в городе вряд ли пройдёт. Только в Сосьве-Лысьве Уральской. Да на Севере .

А вот сёла под дорогой – бедные и серые. Коров нет, земля не родит, колхозы похерены. Избы доской крыты, впрочем, со своей статью. Балкончики на мансардах с резьбой; ворота, порой солиднее дома. И живы люди, похоже, тем, что торгуют с проезжающими. Кто рыбой, кто морошкой и прочими ягодами с леса, а самое главное занятие мужицкое для рынка – коврики на сиденья из деревянных роликов. Раскрашеные разнообразно, гремят и трещат в руках назойливых продавцов.  Да, пьяненькие маркитанты. Лезут под колёса – мой купи.
Ближе к цели - дорога в колючем щебне. Нам бы скорость, а тут поспешишь – порвёшь и покрышки. Скалы рвут и дорогу прокладывают. Пыль и мука. А под конец, за Кондопогой, что ль, результат экологического варварства. Могучие ели и ёлки – стоят как спички. Без хвои, без тени. Неизвестно – живы? Земля под ними – ни травы, ни полыни. Какое тут было производство?
После Мурманска – строгости с проездом. Мы подъезжали к военной зоне. Прорверки и дознания, порой – разворот и объезд. Карта врёт, или перестраховка? Мы просто запутались, совершая этот анабазис. Но добрались.
Встречали нас по-флотски чётко и по-русски радушно. Справились, нужен ли душ?  Мы культурные, сказали, что, конечно (просто чуть попозже покормят). Командир лодки (а их – два по штату, другой в отпуске), повёз нас к себе на квартиру и всех перекупал в душе. Предупредил, что передать не стоит, предстоит «встреча» в штабе флота. Но по сто грамм к пельменям, самостоятельно сваренным и поджаренным – подал. Жить стало легче и веселей.
Главная церемония встречи была всё же  назначена на завтра, а сегодня нас  пригласили на корабль. Свой грузовик с описью подарков мы оставили морякам в том же  штабе и все пятеро устремились к красе и мощи Российского флота. Железный монстр, обшитый по поверхности то ли резиновыми, то ли иными плитами, торчал своим хребтом метра на три над водой, рубка с крыльями – этажа на три выше. Вниз уходил корпус, как нам сказали, ещё метров на семь-восемь. В натуральном виде лодка была выше здания нашей администрации. Я, являя заботу о людях спросил:
-   Двигатель атомный? Как там с «защитой»? Всё в порядке?
-   Мама не горюй! Посидите прям на атомном котелке, для впечатления.
-   Ой – пискнула юная наша дама, и мы пустили её первую за капитаном, в широкий люк, как в погреб.  (Ну, в юбке она, хоть и без заморочек).
Из книжек про флот представлял, как там всё на кораблях отдраено. Тут же и драить ничего не надо. Всё или в лаке или в хроме-никеле. Всё железно и тесно. Капитанская каюта – чуть больше купе, зато там и перископ, и компьютер, и связь круче чем у Лебедева: из под воды - со всем миром. Сообщения с каютами и службами - только через люки. Матросы демонстративно скакали сквозь них как обезьянки, капитан – изящно, как гимнаст. Мы – кто как мог. Я самый старый, но ни разу не ушибся, что капитан отметил положительно.
Добрались мы до кают-компании и почуяли запх вкусного. На столах, действительно, стояло много чего, и подумалось, а наши подарки окупят угощение? Там у нас – папиросы да лампы люминисцентные (дефицит у подводников). Всё – дешёвка! Но – полный кузов.
До застолья нам предложили обряд посвящения в подводники.  Допрежь всего – выпить махом стакан Беломорской воды. Что интересно, взятой с глубины 7 метров. Не иначе! Осилили почти все, зачем хозяев обижать? Затем – трюк: «поцелуй кувалды». Подвешенная перд тобой кувалада густо смазанная дёгтем или мазутом, но с большим чистым участком в центре,  отводится на метр в сторону. Потом отпускается, с целью пролететь перед носом. А ты должен поцеловать её в то самое чистое место, и не быть измазанным бездушной железякой. Фотограф, к тому же, наготове.  Пять из пяти выиграла кувалда. Моментальное фото конкурсанты  брать отказались, а в мойку сбегали все.
И, без надежды на успех, предложили снырять в бассейн в водолазном костюме.    Что ботинки, что шлем – больше веса водолаза. Желающих не нашлось. А вдруг?
Обед был на уровне. Мне, перепробовавшему за год разносолов в различных юбилеях и сабантуях, самая простая флотская пища под тремя метрами воды показалась экзотической и полезной. К тому же нас угостили вином, которым с советских времён потчуют подводников каждый раз в обед. Ну и рассказали, что советский запас этого особого вина постепенно подходит к концу, и пьют его с тоской о предстоящей кончине, но норму, назло власти, не урезают.
После обеда нам исполнили записи местного барда-подводника и подарили его кассеты. К ним прилагалось и фото «Борисоглебска» в скромной рамке. (Висит она, родная над моим столом, как необычная память об усопшем богатыре. Порезали корабль в Северодвинске, как сказал «Димыч», на иголки).

О встрече с флотоводцем писать нет смысла. Всё по протоколу. Журналисты (два), капитаны лодок, речи, подарки, взаимные приглашения. Погоны впечатлили. На фотках наша дама выглядела тоже впечатляюще.
Зато, отложив отъезд по просьбе мужской части гостей, откликнулись на предложение экипажа искупаться в заливе. Там был чистый участок моря. Тем более что в холодную воду предполагалось заходить после соответствующего сугрева из запасов моряков.  Для Лёши-милиционера это было кстати. (Он-таки отчаянно мёрз, с одеялом не расставался и на пикник согласился с охотой).
Мы тоже  не пожалели. На закусь было только одно блюдо, не из морской рыбы, а из курятины, называвшееся «шашлык по флотски».  Мало его съесть было невозможно, поскольку тостов объявлялось по числу присутствующих, а с нами набралось около двух десятков. Провозглашали тосты и мы. Все на свой лад, но с одинаковым концом: стограммовый стакан должен был опрокинуться в нашу говорильню и целиком там опорожниться. А после из рук распорядителя все получал приличный кусок необыкновенной курятины.
Иные тосты заканчивались массовым прыжком служивых в залив. От брызг мы постыдно ёжились и после пятого-седьмого мечтали о возвращении, но суровый морской этикет позволял это сделать только после последнего тоста. Его объявлял капитан, курировавший нашу озябшую, но привилегированную группу. Одно он посоветовал «на ухо»:  «Не можешь заглотить – поцелуй рюмку и втихую вылей водку за плечо. Но не обижай отказом».  Глядя на пловцов, мы продолжали ёжиться, не в силах преодолеть страх перед ледяной пучиной, да так и не одолели, а опьяневшие моряки распевали уже песни и, в том числе, Гимн Советского Союза. Под всеобщие аплодисменты.
Заскучав после пятой, вылитой в чахлую травку рюмки, я обнаружил желание соснуть и спросил у капитана, не подмешано ли чего в крепком напитке? Он ответил спокойно:
- Так ведь утро уже. Посмотри где солнце.
С солнцем были заморочки, невозможно понять, день ли, ночь? Только голуби и вороны летали над нами круглыми сутками. Как они-то ориентировались в сменах дня и ночи? Солнце ни разу не зашло за горизонт.
Надо признать, купались все, кроме нас, а до конца выстояли чуть больше половины. Некоторые спали тут же под ногами.

На другой день мы прощались. Но не уехали. В Колином автомобиле где-то обнаружилась поломка. Доехать до дома на нём было невозможно.. И вот тут мы узнали, что за люди на Севере. Чинить машину взялись всем народом. Запчасти покупались на не наши деньги. Машину пришлось гнать в другой город на сложный ремонт. Дело шло плохо. Командир руководил процессом, почти не появляясь в квартире.  А мы, продолжали питаться его консервами и пельменями. Больше ничего не было в холодильнике, да и откуда? Зарплата у него была по меркам Мурманска нищая. Но его поддерживали друзья-капитаны. Просто самоотверженные ребята. А у нас оставалось средств на обратную дорогу строго внатяг.
Зато мы забрали от них двоих матросов-борисоглебцев. И комфортно доставили в Борисоглебск на заднем сиденьи нашего «Жигуля» в компании с нашей милой дамой.. Как и мы – полуголодных.

Ну, ты, Дима, оперативен. Ещё будешь читать? Саша ведь для отдыха от Донбасса сюда удаляется. А тебе, похоже, интересно.  Завтра о чудесах Первомая расскажу, раз уж попался.