Письмо казака-эмигранта Шолохову
*********************************************************************************
Писателю Шолохову.
В эмигрантской газете я прочитал отчет о речи, сказанной Вами на предвыборном собрании в Новочеркасске. Некоторые места этой речи настолько поразили меня, что я подумал, уж не издевались ли Вы над своей аудиторией.
Долго боролся я с искушением написать Вам и понял, что не успокоюсь, пока не напишу. «Добродетельный труд» оставляет не очень много свободного времени, а потому буду писать сжато. Постараюсь также, насколько это возможно, не касаться политики.
Буду говорить о том, о чем говорили и Вы - о патриотизме, о любви к родине. Генерала Краснова мы оставим в покое. Его, к слову сказать, за связь с немцами в свое время осудил Войсковой Круг. Осудили его за это и казаки-эмигранты.
Краснов взял девизом слова Игнатия Лойолы: «Цель оправдывает средства». Но ведь этим же девизом пользуются и очень многие революционеры, например Циммервальдцы. В своей речи Вы вешаете всех собак на эмиграцию. По Вашим словам выходит, что эмигранты-казаки есть подонки русского народа, предатели, мерзавцы, политические пройдохи, готовые за презренный металл на все, вплоть до продажи оптом и в розницу своей родины. Патриотизм свойственен только советским казакам; только они пылают любовью к родине и горят желанием защищать ее от врагов. Вот, в общем, смысл Вашей речи.
На это я скажу Вам: легко говорить о патриотизме, находясь в станице Вешенской или в Новочеркасске. Нетрудно быть патриотом, сидя в мягком кресле редакционного кабинета и строча какие-либо архипатриотические статьи. Нетрудно быть патриотом, приятно отрыгивая после банкетного обеда с произнесением опять-таки архипатриотических речей.
А попробуйте быть патриотом тогда, когда вас за этот патриотизм берут за горло, угрожая не только лишением банкетных обедов, но и лишением возможности съесть кусок хлеба тогда, когда хочется есть.
И даже в этих условиях эмиграция не утратила ни своего патриотизма, ни преданности родине, «их воспитавшей и вскормившей». Конечно, найдутся и среди нас такие, к которым применим эпитет «мерзавцы». Но в семье не без урода. Есть такие и у вас. Об этом Вы сами свидетельствуете, говоря о «нескольких тысячах политически проституированных людях, - все эти троцкистски-зиновьевски-бухаринские подонки».
Теперь скажу лично о себе. Пока я жив, я буду мучить память воспоминанием о дальних хуторах.
Находясь вне географических пределов России, я до последнего вздоха всем помышлением своим живу в ней и с ней. Мне нет нужды ставить себе вопрос - является ли Россия «Прекрасной Дамой» или заурядной уличной шлюхой. Она - моя, и этим для меня сказано все.
Мне чужд тот торгашеский подход к понятию родина, который заключается в рассуждении, что родину следует любить и ценить и быть ей верным лишь постольку, поскольку, она дает материальные блага. Такой «патриотизм» низводит понятие родины - матери к понятию родины - проститутки: дает - хорошо, перестала «давать» - ну, и черт с ней! Нет, так не надо, другую найдем.
Россия для меня не «Прекрасная дама». Она для меня родина, с которой связывают миллионы нитей, и физических и духовных. Я весь, целиком, со всеми потрохами принадлежу ей. Я — от ее крови, кости и плоти. И если б мне доказали, что она гнусна, отвратительна, достойна презрения - я все равно бы не смог оторваться от нее, потому что я — неотъемлемая ее часть и в этом своем качестве я несу в себе и на себе все ее и внешние и внутренние признаки, ее добродетели и ее пороки.
Не героизм, не рыцарская верность какой-то там «Прекрасной даме» заставляет меня наперекор «веленьям брюха» отстаивать на чужбине свое «я», а простое естественное желание не быть хамелеоном, не делаться бескостным слизняком, которого втиснули в бутылку и он принял форму стакана, разложили на тарелке - и он принял форму тарелки. Я не слизняк и не хочу быть им. Я - живая частица живого тела великого народа и добровольно отсекать себя от него не желаю.
Что мне за дело до того, что я именуюсь по паспорту не русским подданным? Что мне за дело до того, что в России я объявлен вне закона? Все это условности времени и обстановки.
Я не бесплотный дух. Я не аскет, довольствующийся акридами и диким медом. Я не меньше вас, советских, нуждаюсь в крове, в пище, в одежде, в обуви.
И для обеспечения всем этим я готов приспособляться к внешним условиям жизни. Но, Шолохов, я знаю ту границу, на которой приспособление переходит в приспособленчество, где уже не я подчиняю себе то, к чему я приспособился, а, наоборот, оно меня грозит к себе подчинить и поглотить.
Русский океан я не сменю на гнилостную лужу. За чечевичную похлебку не продам просто родных полей. Благо родины ставлю выше личных интересов. За нее готов я унижаться, прощать врагов и проклинать друзей.
По Вашим словам, я ,как эмигрант, есть изменник, предатель. Называйте как хотите. Для меня важно лишь то, что я сам себя не поставил вне своего народа, не оказался ренегатом. Вы скажете: а борьба с советской властью? Что ж, борьба была необходима. Русский народ не был бы великим народом, если бы он безропотно принимал власть всякого, кто взял в руки палку. Получилось бы то же, что в Китае, где всякий военный, раздобывшийся деньгами, набирает голодных солдат, производит сам себя в генералы и диктует свою волю миллионам жителей.
Вспомните, что было перед гражданской войной? Дикий гвалт, хаос, вакханалия. Большевики, меньшевики, эсэры правые, эсэры левые,энесы, кадеты правые, кадеты левые, махновцы, черносотенцы, петлюровцы, авантюристы, жулики - хаос! И все обещали.
А большевики обещали больше всех.
Но у казаков уже имелось предубеждение против них: по станицам упорно держался слух, что коммунисты орудуют на германские деньги, что вожди большевизма переправлены через границу немцами для разложения русской армии и для внесения смуты внутри страны.
Это казалось тем более правдоподобным, что Россия была наводнена немецко-австрийскими шпионами, по внушению которых разрушались фабрики, заводы, взрывались корабли, уничтожалось все, что было создано для обороны страны.
Пришел Октябрь. Большевики взяли власть. Стала насаждаться советская власть и на Дону. Но как? Я боюсь писать об этом, боюсь поднять кровавую завесу недавно ушедшей жизни.
Со всех сторон на Дон хлынули бесчинствующие солдатские банды. Как стая шакалов, шли они на землю Донскую, как стервятники, налетали они на мирные станицы и хутора, оставляя после себя кровь и слезы.
Казаки-фронтовики, установившие на Дону советскую власть, угрюмо молчали. Молчали потому, что еще стояли сами у власти и полагали, что все со временем образуется, все утрясется. Но дошло дело и до них: казаки стали оттираться от власти. Во главе округов, в станицах, в исполнительных и революционных комитетах стали пришлые люди, проходимцы, авантюристы, а чаще всего - уголовные типы. Эти властители своими действиями дискредитировали советскую власть в глазах казачьего населения.
Чтобы не быть голословным, скажу, что станица Урюпинская, где советская власть уже достаточно укрепилась, однажды была оккупирована бродячей воинской частью. Местная власть, состоявшая из представителей казачьих революционных полков, была арестована.
«Окружным Атаманом» (заметьте, не комиссаром, как было до этого, а «Атаманом») сам себя провозгласил дегенеративного вида мальчишка, вождь солдатской банды.
Вырядившись в матросскую форму, - хотя никогда во флоте не был, - этот разбойничьего вида тип обвешал себя пулеметными лентами, двумя револьверами по бокам, с бомбами в карманах и с винтовкой в руках творил суд и расправу. Суд «скорый и равный для всех»: — К стенке!
Его опричники рыскали по станицам и хуторам. Грабили, насиловали, убивали. Говорят, что ко всякой власти можно привыкнуть. Могли бы, пожалуй, и хоперцы привыкнуть к власти Борисоглебского жулика, выпущенного революцией из тюрьмы. Но беда была в том, что власть менялась часто. Не успеет одна банда подкормиться на казачьих хлебах, как на смену ей приходит новый отряд солдат, арестовывает прежнего повелителя, а на его место назначает другого. И опять начинается чистка, грабеж, пьянство.
Станицы заволновались. Стали роптать и казаки-фронтовики.
Что было делать? Очистить округ от бродячих частей, противопоставить силе силу, что значило вызвать гражданскую войну. На это казаки не решились, тем более, что гости обвиняли «хозяев» в контрреволюционности, «гости» безобразничали во имя свободы, грабили и насиловали с именем Ленина на устах. Чтобы навести порядок и снять обвинения в контрреволюции, два прибывших из Петрограда казачьих полка на совещании с представителями расквартированных в Урюпине и его окрестностях казачьих запасных полков решили произвести выборы окружной власти.
Об этом были поставлены в известность все станицы с просьбой выбрать и прислать в Урюпино делегатов. Участие в выборах должны были принять не только казаки, но и «оккупанты» во главе со своими вождями. Последние условием своего согласия поставили роспуск казачьих полков. Условие было принято - казаков распустили по домам.
Оккупанты не сдержали слова. Объявив съезд контрреволюционным, они ко дню выборов вызвали подкрепления. Когда собрались делегаты, со станции Алексиково прибыла новая воинская часть, заняла все входы и выходы в здании революционного комитета, арестовала часть станичных делегатов, отправила их в тюрьмы в Борисоглебск, Балашов, а остальным продиктовала свою волю. Вскоре после этого большинство станиц, главным образом отдаленных от Урюпина, прекратили всякую связь с Центром: ни жалоб, ни переписки, ничего.
Оказалось, что казаки, выбрав себе станичных комиссаров, решили жить не беспокоя окружную власть. Агентов окружной власти, разъезжавших по станицам для «увеселительных прогулок», стали гнать в шею. Власть ответила на это посылкой в непокорные станицы карательных отрядов. Карали.
Но это лишь подливало масла в огонь, отталкивая казаков от власти, ими не избранной. К весне 1918 года южные станицы Хоперского округа стали встречать гастролеров из Урюпина дубьем. Посылка карательных отрядов участилась. Стали погромыхивать выстрелы и с казачьей стороны.
Как видите, все предпосылки для гражданской войны были налицо. Не хватало лишь искры, которая зажгла бы горючий материал. Эта искра вспыхнула весною в станице Вешенской и Мигулинской. Она подожгла пороховой погреб в Хоперском округе, а там потом заполыхало со всех сторон: с юга, с запада, с востока и севера...
Вынужден был отклониться от цели, чтобы напомнить Вам, что гражданскую войну вызвали и начали совсем не казаки. Вы, очевидно, об этом забыли, когда обвиняли казаков-эмигрантов за борьбу против советский власти.
Белое движение вообще по природе свой сложно и многогранно, но казачья борьба была ясна с начала и до конца: казаки боролись не за реставрацию старого быта и строя. Этот строй был давно обречен на слом. Он не мог не погибнуть, он должен был погибнуть и он погиб. Берясь за оружие, казаки думали не о прежней жизни, а о создании новой, более человечной и потому более разумной. Не за помещичье землевладение боролись казаки (его у нас не было), не за свои казачьи интересы и привилегии ( у казаков была лишь одна «привилегия» — справлять на службу сыновей за свой счет), а за поруганную свободу. Во имя ее казаки полили своей кровью широкие пути от Кубани до Саратова, от Воронежа до Орла, Полтавы, Киева, во имя ее русские просторы покрыты несчетным числом казачьих могил.
Так вот, Шолохов, борьба с советской властью, за которую Вы так ругаете казаков-эмигрантов, была неизбежна: большевики разрушали Россию, приносили ее в жертву Интернационалу, а казаки хотели спасти свою родину, сделать ее свободной, великой, могучей. Улыбаться нечему.
Это только теперь разрешили вам любить Родину. До этого слово «казак» было бранным. Русский жил на задворках. За проявление любви к родине он рисковал очутиться в местах не столь отдаленных. Шовинизм. Объясняться в любви разрешалось только в планетарных масштабах.
Казаки же любовь к родине ставили превыше всего, превыше даже любви к братьям немцам, японцам, папуасам, зулусам и прочим. Время показало, что правы были казаки, полагая, что братья немцы и японцы рано или поздно надуют большевиков, используют их любовь в своих корыстных целях.
Целая серия судебных процессов в совРоссии вскрыла, что вожди революции оказались самыми худшими контрреволюционерами, провокаторами, предателями, платными шпионами. Для чего же тогда была гражданская война, для чего пролито столько крови, для чего погубили столько молодых прекрасных жизней? Для торжества фашизма, капитализма? Получается, что борьба против казаков велась для борьбы против соввласти. Но как велась эта борьба? Под личиной хамелеонов.
Цель оправдывает средства? Нет, не всякие средства. Есть такие, употреблять которых нельзя, не рискуя потерять свой человеческий облик.
Борьба!? Но ведь борьба с советским правительством часто переплетается с борьбой против родины, против самого народа. Примеры прошлого для Вас, думаю, не убедительны.
Возьмем теперешнее положение на Дальнем Востоке. Ведь японцы будут воевать с русской армией из-за русской территории. И результат войны (победы или поражение) окажет прямое воздействие не только на судьбу русского государства. Я - белобандит, по вашей терминологии, - откровенно говорю, что поражение Красной армии воспримут как острую национальную боль, ибо Красная армия является в настоящее время и армией русской.
Кто думает иначе, тот или глупец или ренегат и предатель, подобно тем немногим мерзавцам — студентам, которые во время русско-японской войны послали телеграмму микадо, желая ему победы над армией русского царя. Есть и тут такие, которые говорят: Россия - одно, а большевики - другое. И те подлецы-студенты тоже говорили: Россия — одно, а русское самодержавие - другое. Так причудливым образом реакционеры настоящего роднятся по духу с худшими революционерами прошлого. И первые и вторые чужды России. Чтобы Вы не подумали, что Вам пишет «недорезанный буржуй» или очкастый «антилигент», скажу, что я самый настоящий пролетарий.
Живя на Дону, я не имел ни кола, ни двора. По чужим квартирам жил. Что касается интеллигентности, то если степень образованности измерять числом классов и учебных заведений, то я совершенно необразованный человек. В гимназии я не только не учился, но и на порог ее никогда не ступал.
Затем Вы можете подумать, что, посылая это письмо, я имею в виду нащупать возможность возвращения домой. Нет.
Если исходить из поговорки: - рыба ищет где глубже, а человек где лучше, - то лучшего мне искать нечего. За границу я прибыл буквально в одной рубахе; карьеру начал свинопасом, затем поступил на фабрику, где работаю 16 лет. Сейчас я высококвалифицированный работник. Не прерывая работы на фабрике, изучил другие ремесла. Имею свидетельство тракториста, диплом сапожника. Живу довольный судьбой и менять жизнь не собираюсь.
Слышал про ваши книги: Тихий Дон, Поднятая целина. Очень хотелось бы прочитать, но тут продаются в болгарском переводе. Такие читать нет желания. Я знаю, как они переводят. Тошно.
28/ІІІ- 1938 год. Болгария, Нова-Загора, улица Царь Крумъ, № 52.
Казак И. Белобандитов.
