Неофициальная история Дельменхорста (Страница 4 из 10)

Наследовали Антону II два сына, Антон Генрих и Кристиан. Но первому исполнилось только пятнадцать, а второму – всего семь. До совершеннолетия кого-либо из княжичей регентшей стала их мать, женщина с красивым именем Сибилла Елизавета. Старшего сына Антона Генриха она отправила поучиться в Италию, но по дороге тот умер от оспы. К тому времени всю Германию охватила печально знаменитая Тридцатилетняя война. По пятам за ней шли голод, чума и бандиты. Появись отряд врагов в окрестностях Дельменхорста – и быть беде. Городское ополчение могло отбиваться из-за стен, но в поле ничего собой не представляло. Дворяне по определению умели колоть и стрелять, но их в крохотном графстве обитало мало. Жить в Дельменхорсте вдове с единственным оставшимся сыном-подростком становилось попросту опасно. Приютил их родственник, один из соседних князей. Он стал новым опекуном Кристиана, когда в 1630 году юноша остался круглым сиротой. Только по достижении 21 года в 1633 году молодой граф вернулся на родину и начал править самостоятельно.
Сложные семейные обстоятельства наложили на его характер и жизнь сильный отпечаток. Кристиан был робок до зашуганности, податлив на давление, и вместе с тем неглуп и ответственен. Первой задачей он имел уклонение от втягивания в бушующую вокруг войну. С этим граф справился. Хищные ландскнехты противоборствующих сторон периодически грабили его владения, тут и там пошаливали неисчислимые мародёры. Но в целом Дельменхорст оставался мирным местом, за что его жители, наблюдая окрестный ад кромешный, были повелителю крайне признательны. Ведь на большей части Германии царили трэш, угар и содомия, и погибло до 40 процентов населения.
Второй заботой Кристиана являлось обеспечение девяти сестёр приданным с последующим скидыванием с рук «за хорошего человека». На решение столь нетривиальной задачи ушли все богатства, оставленные блестящим Антоном II. Сёстры выдавались замуж более-менее удачно, но прежнего блеска и весёлости Дельменхорст лишился напрочь. Не помогло даже производство такой гастрономической новинки, как шнапс (это не водка! – всего 33-34 % и только из зернового спирта). Вложений в городские культуру и образование делать было нечего. Наоборот, ушла чужакам даже небольшая, но довольно ценная картинная галерея отца.
Как всегда у графов Дельменхорста, главной проблемой оставались ближайшие родственнички. Кристиан ещё пребывал несовершеннолетним, когда хитрожопый кузен Антон Гюнтер из Ольденбурга, сын Дамбостроителя, навязал ему чисто братский договор. Согласно тексту, в случае бездетности наследовал покойному оставшийся в живых двоюродный брат. Пикантности ситуации добавляло то обстоятельство, что на тот момент холостяковали оба кузена. Но если Антон Гюнтер в будущем всё же заимел супругу, а до неё и вместо неё иногда развлекался с любовницами, то Кристиан женщинами интересовался слабо. Зато был моложе Ольденбурга почти на 30 лет. Впрочем, вышло как  в анекдоте: когда молодой альфонс скончался, жене-старушке отошло всё его состояние. В мае 1647 года Кристиан как-то уж совсем неудачно упал с лошади и умер. Тело его легло в склеп рядом с родителями. Как ни грустно, графство Дельменхорст опять прекратило существование, на этот раз навсегда. Всё подгрёб под себя Антон Гюнтер. К слову, пережил он незадачливого родственника тоже лет на 30.

Дядя Сережа. А что же вы про историю Борисоглебска не напишите? Дальменхост он побратим только на бумаге, а бундес-баба готова раскорячится лишь бы санкции продолжить, видно у самой рыльце в пуху на Украине Или гранды отрабатываете?  А про Родину с чистым сердцем писать надо.... Ех жаль....

Так А.С.Сорокин уже писал....

Найдутся и такие, кто согласится на УАЗ.

Тут началась знаменитая Северная война, и окрестности города вновь опустошил враг. На этот раз – шведы, с полвека назад прихватившие себе все окрестности Бремена. Так что ходить бить «датчан», то есть несчастных немцев, им оказалось недалеко, только Везер перейти.
Как известно, первый этап Северной войны Дания проиграла почти мгновенно. Однако через 9 лет русские ликвидировали считавшуюся непобедимой шведскую армию под неведомой Poltava. И Копенгаген снова полез в драку. Но для любой войны совершенно необходимы три  вещи – деньги, деньги и деньги. Поэтому в 1711 году датский король сделал вот что. Выделив Дельменхорст в отдельное графство, но только на бумаге, взял да и заложил его типа как серебряный портсигар. Только не в ломбард снёс, а предложил в залог соседнему курфюрсту Ганновера на 20 лет за кругленькую сумму в 700 тысяч талеров.   
Курфюрст скоро стал и королём Великобритании. Впрочем,  демльменхорсты англичанами стать не сподобились. Ганноверцы с ними не церемонились. Не своё же родное, хрен ли жалеть. Первым делом разобрали на камень для телятников и амбаров старый дворец графа Антона. Шедевр шедевром, но не ремонтировался он, считай, с момента возведения. Примерно за год до уничтожения дворец осмотрел и описал один путешественник: «Замок почти весь в руинах, без окон, без дверей, и только в одном углу живёт семья коменданта». Новым хозяевам возиться с реставрацией было недосуг. Временно уцелела от сноса только пафосная Синяя башня, что до сих пор красуется на городском гербе. 
А горестям дельменхорстцев не видно было ни конца, ни края. В аккурат на рождество 1717 года всё южное побережье Северного моря накрыло очередное наводнение (в датских владениях – 1400 жертв). В феврале 1718 года бедствие повторилось. Дельменхорст, конечно, в Атлантиду не превратился. Но, простояв всю зиму в низинах, морская вода вызвала засоление почв. Травы стало мало, а какая вырастала – на вкус коров и овец стала какая-то странная. Тут же последовало несколько неурожайных лет. Голодовки для дельменхорстцев дело привычное, но раньше спасало обилие скотины. В этот же раз неурожаи сопровождались чумой крупного рогатого скота. Ну, и добивать людей принялась новая экзотическая, но опасная болезнь – малярия. Влажный и тёплый западноевропейский климат ей пришёлся весьма по нраву. Немцы долгое время не въезжали, что это вообще такое, и называли новую напасть «трёхдневной лихорадкой».

Возникла дерзкая идея обменять убитый в хлам округ на гораздо более богатое и ближе расположенное к Дании герцогство Шлезвиг-Гольштейн. Формально им правил герцог Карл Петер Ульрих. Однако проживал не в родной Голштинии, а в далёком Петербурге. Там он считался наследником российского престола великим князем Петром Фёдоровичем (будущий император Пётр III «Чёртушка»). Идея размена территориями ему очень не понравилась. Опираясь на запутанные – без бутылки не разберёшься – но имеющие место быть собственные династические права, Пётр назло датчанам сам официально предъявил претензии на Ольденбург и Дельменхорст. Дескать, ребятня, какой обмен?! Они уже и так мои!
Петра III, как известно, наши неполживые историки изображают идиотом и прусским шпионом. Их же стараниями его жена Екатерина, напротив, получила прозвище «Великая». Она изображается патриоткой и вообще умницей. При ней, дескать, русский народ пережил золотой век. В 1762 году Пётр стал царём, и Дании пришлось бы худо. Но его неверная жена оперативно свергла  и ликвидировала мужа, узурпировав власть. Датчане очень приободрились и снова выдвинули идею территориального обмена. 
Оказывается, Екатерина, будучи великой княжной, крайне нуждалась в деньгах. Тут и любовники, по понятным причинам требующие хорошего питания. Тут и карты, интриги, кино-вино-домино. А где на всё это взять?! Поэтому патриотка Екатерина работала на десяток европейских разведок того времени. Ничего личного, только бабло. В частности, не скупясь, отстёгивал и датский посол Остен. Поэтому, как говорится, подтянуть ставшую царицей Екатерину на обмен земель датчанам не составило труда. Подавай-ка Голштинску волость, коли золото брала, курва!
Уже в начале 1765 года между державами заключили союзный договор. По секретному пункту Екатерина II обязывалась «кончить примирением все ссоры по Голштинским делам». Формально герцогом являлся её сын Павел. На интересы мальчика матери было плевать. Но приходилось ждать его совершеннолетия, потому что только тогда он мог утвердить договор.
Павла I историки, понятное дело, также изображают истеричным идиотом. А как ещё объяснить, что летом 1773 года долгожданный договор был им наконец-то подписан? По нему Павел лишался наследственного герцогства, но взамен получал восставшее из праха графство Ольденбург, вместе с Дельменхорстом. Датчане вообще народ скуповатый, но тут расщедрились и преподнесли русскому принцу на бархатной подушке позолоченные ключи от обоих городов. Не Бог весть что, конечно, какое-то обобранное до нитки захолустье. По сути, не обмен а грабёж. Но лучше, чем вилка в бок.

Новый владыка Дельменхорста был уже стар – 62 года, не шутка. Он родился шестым по счёту ребёнком и мало на что мог претендовать. Поэтому, став в сорок лет лютеранским епископом Любека, уже мог порадоваться. Но вскоре его брат пролез в короли Швеции, затем шустрая племянница пробилась в русские царицы, и Фридриху Августу попёрло по-крупному. Уже в конце 1773 года обретённый столь необычным образом правитель Дельменхорста хозяйским оком обшаривал владения.
Правда, увиденное настолько не впечатлило Фридриха Августа, что столицей своих земель он оставил прежнюю епископскую резиденцию. Там он занимался охотой и выращиванием всяких травок, а также размышлениями на военно-теоретические темы. Между делом из графов быстро выбился в герцоги, что считалось гораздо круче. Дельменхорст Фридрих Август посещал не чаще одного раза в два года, но не без приятности. К каждому визиту подданные собирали немалые денежки и скромно вручали в дар государю.
В остальное время всем рулил наместник Холмер, засевший в Ольденбурге. А Дельменхорст окучивал Иоганн Барнштедт, попеременно то сборщик налогов, то адвокат, то помещик, а то и мэр. Он стал основателем целого клана, рулившего городом долгие десятилетия. Когда формально,                 а чаще негласно, по-мафиозному. Ведь сложившейся в Дельменхорсте ещё в XIV веке олигархический уклад никто не отменял. 
В качестве генеральной лини партии Холмеру, Барнштедту и компании  отработали построение в герцогстве просвещённого абсолютизма. От абсолютизма обычного, то есть тупого выжимания из людей денег, бесплатных работ и новобранцев эта штука отличалась примерно как умытый в зоопарке гиппопотам от дикого африканского бегемота. Монарх теперь считался не просто данным Богом, чёртом или судьбой более или менее вредным вампиром, которому либо служи, либо беги или помирай, а первым слугой народа. Якобы озабоченным счастьем буквально каждого своего подданного. И ещё такой мало вразумительной, но красиво называющейся вещью, как Общественное Благо. А так как государь по определению считался самым просвещённым, мудрым и справедливым человеком в стране, то и платить ему, вкалывать и поставлять рекрутов становилось не тяжкой повинностью, а совершенно правильным со всех точек зрения поведением, единственно возможным для всякого культурного индивида. Втирали подобные вещи по всей Европе специально обученные люди – философы Просвещения. С невероятным изяществом сочетавшие мягкий стёб над приютившими их монархами с неистовым лизоблюдством. 
Конкретно дельменхорстцам от нового курса перепало не так уж и мало. За неполные 12 лет правления Фридриха Августа, получившего прозвище «Добрый старикан», организовали государственную помощь вдовам и сиротам, отменили судебные пытки, улучшили дороги, обновили межи и городские границы. Дальнейшим свершениям помешала смерть дряхлого герцога. По преданию, он не вынес аварии: перевернулся в карете, посещая Ольденбуржье. А крякнулась карета, потому что пассажир слишком сильно заржал, услышав говор аборигенов. Ведь балакали они на нижненемецком суржике.

Но тут началась революция в Париже, потом войны-войны-войны… В 1795 году дельменхорстские купцы уже имели счастье наблюдать в соседней Голландии французских солдат, провозглашающих свободу, равенство и братство, а заодно Батавскую республику. А в 1799 году окрестности города опустошили войска англо-ганноверцев. По хитрому плану, они должны были раздать люлей французам и выкинуть их из Нидерландов. Но по самый небалуй отгребли сами. Несколько позже в Голландии вместо республики завёлся король Людовик Бонапарт, брат того самого.
Регент Петер несколько лет крутил хвостом так и сяк, балансируя между Францией, Пруссией, Данией и прикрываясь русскими родичами. Трагизму добавляло то обстоятельство, что, вопреки мифу об исконном милитаризме вообще всех немцев, армия в герцогстве имелась чуть более чем никакая. Конечно, Ольденбурги, как и прочие немецкие вожди, очень любили играть в солдатики, особенно в живые. Но бабло они любили ещё больше. Потому на армию не тратились, ограничившись придворной гвардией в полсотни бойцов. Её служащие щеголяли палашами и красивой формой на парадах и официальных пьянках, но реальной боевой силы не представляли.
Не хочешь кормить своих солдат – кормишь чужих. В октябре 1806 года Наполеон за две недели разогнал «непобедимую» прусскую армию, а в ноябре его братан Луи устроил набег на Ольденбуржье. Регент свалил, а голландцы устроили в оккупированном Дельменхорсте пьянку и грабёж. Ушли они после протестов России только через два месяца, отжав пару приграничных деревень на память. Петер вернулся к власти, дельменхорстцы ликовали и били во все колокола. Но было ясно, что это лишь начало.
В феврале 1808 года регенту пришлось спрятать гордость куда подальше и ехать в Париж на поклон к самому. Наполеон как раз сколачивал из разнообразного немецкого княжья Рейнский союз с собой во главе. Так Петер стал вассалом французского императора – а куда денешься? Это означало участвовать людьми и рублём во всех кровавых авантюрах. Дельменхорстцев обложили дополнительными налогами и начали вербовать в Ольденбургский батальон (800 штыков). Вдобавок требовалось участвовать в торговом бойкоте Великобритании – знаменитой Континентальной блокаде. Англичане, не будь дураками, в ответ создали мега-ОПГ всеевропейского масштаба, специализирующуюся на контрабанде. На германском направлении её базой стал остров Гельголанд. Дельменхорстцы быстренько припомнили свои древние пиратские традиции и принялись массово заниматься чёрным импортом. А порой и экспортом в Англию всех недовольных Наполеоном. Дельменхорст покрылся сетью тайных складов, набитых контрабандными сахаром, кофе, тканями и вискарём. Петер смотрел на подобные шалости сквозь пальцы.
Французы обиделись. Сначала по местному обычаю они предложили регенту махнуться не глядя, поменяв его Ольденбург с Дельменхорстом на Эрфурт. Но Петер отказался. Обмен не состоялся в начале декабря 1810 года, а уже 30-го числа Наполеон решил просто присоединить владения регента к собственной империи. Новогодний праздник 1811-го года запомнился дельменхорстцам надолго. Чуть ли не под бой курантов и хлопки шампанского французская солдатня оккупировала их родину. Первым делом агрессоры наложили лапу на городскую казну. Вооружённого сопротивления никто не оказал, оккупация прошла в основном мирно. Казнить или сажать бывшего правителя не стали, вместо этого отправив в эмиграцию в Россию. Там Петер вместе с семьёй жил, надо сказать, отнюдь не в вагончике.

И вот по весне 1813 года всю Германию охватили беспорядки на патриотической основе. В Ольденбурге началось что-то типа восстания. В Дельменхорсте тоже стало модным бить лягушатников по роже и угощать пивком казачьи разъезды (первого станичника заметили уже 16 марта). На запад драпанули многочисленные французские чиновники, роняя барахло из перегруженных карет. Простые горожане смекнули и бросились грабить государственные склады и магазины. А непростые создали «Комиссию» на манер временного правительства. Первым делом она выпустила прокламацию, призывая население кантона к порядку, и перевела делопроизводство с французского обратно на немецкий. Однако дельменхорстские деляги не учли, что сбежали наполеоновские чиновники, но не военные. Город был ими быстро приведён к порядку. Кое-кого казнили, многих приласкали прикладами и палашами. В мае Наполеон пару раз потеснил русско-прусскую армию, и в Дельменхорст осмелилась вернуться и часть чиновников. Теперь французские власти отбросили всякий стыд и занялись беспощадными реквизициями, конфискациями и просто мародёрством. Всё это на фоне официально введённого в городе осадного положения, при котором за ослушание коменданта полагался расстрел на месте.
Но звезда Наполеона закатывалась, и в октябре 1813 года доблестные русские войска освободили Дельменхорст от иностранной тирании уже окончательно. Регент Петер вернулся 27 ноября и опять был встречен бурными аплодисментами и колокольным звоном. Проявив виртуозные навыки пролезания без мыла в щёлку, мэр французского Дельменхорста Барнштедт мгновенно получил полную амнистию и остался при должности и при новом/старом режиме. И рулил потом городом ещё 12 лет, потому что быль молодцу не в упрёк. 
В декабре 1813 года регент устроил торжественную церемонию благодарения российских солдат. После чего подтвердил всеобщую воинскую обязанность, ибо решил непосредственно поучаствовать в добивании корсиканского чудовища в собственном логове. Однако дельменхорстцы не для того дезертировали из наполеоновской армии, чтобы загреметь потом в ольденбургскую. Призыв 1814 года вызвал всеобщее недовольство и провалился. Петер был слишком добр, чтобы перевешать десяток-другой бузотёров, а остальных погнать в казарму шомполами, и в этот раз утёрся. Однако когда Наполеон сбежал с Эльбы, регент провернул мобилизацию на ять и выставил в поле полноценный полк в 1600 штыков. К Ватерлоо он не поспел, но награбил и намял немало французских булок ценой всего 5 убитых.

В 1846-1847 годах Дельменхорст пережил последний в своей истории голод в мирное время. А потом во Франции случилась очередная революция. 
Для всей сермяжно-феодальной по преимуществу Германии это было как хороший пендель. Местные монархи решили, что лучше свободы спускать народу сверху и дозировано, чем ждать, когда их возьмут снизу и при помощи топора. Германия сразу же забурлила, и Ольденбуржье тоже. Уже в марте 1848 года городской совет Дельменхорста вслед за столичным обратился к великому князю с просьбой о конституции. Но революционеры вели себя почтительно, не наглели: «Люди кланяются и любят непоколебимой любовью свой княжеский дом, и вот смиренно просят…» В ответ последовали уклончивые обещания. На новые петиции – то же самое. Тогда самые буйные стали подумывать о восстании. Август I демократии не желал, но ещё меньше хотел штурма собственного дворца толпой бойких санкюлотов. Ближайшего советника Фишера он попросил с вещами на выход как «реакционера». После чего милостиво согласился назначить по своему выбору 34 человека («опытные люди со всей страны»), которым поручил разработку конституционного проекта. Но и это выглядело как прорыв. В Дельменхорсте событие отметили грандиозной пьянкой и шествием с криками «Ура великому князю!!!» и подбрасыванием чепчиков. Заодно отменили цензуру, которую, правда, официально никогда и не вводили. После небольшого мордобоя революция приостановилась.
«Опытные люди», среди которых вдруг проклюнулось множество либералов и чуть ли не социалистов, выдали свой проект конституции только в феврале 1849 года, проведя под протокол 106 обсуждений. Основная заминка оказалась, понятно, в денежном вопросе. Раньше казна великого князя и государственный бюджет являлись синонимами. Теперь монарху нужно было назначить фиксированное денежное содержание. В конце концов, великий князь созвал специальный сейм, который проект и утвердил. Бабла монарху отстегнули не скупясь. Заодно отписали в полную личную собственность три замка, музей, картинную галерею и несколько загородных имений. С 1 марта 1849 года Дельменхорст учился жить по-новому: вводились кое-какие права, созывался парламент-ландтаг. Избирать его могли только приличные мужчины на моложе 24 лет. Вводились министерства (аж целых три) во главе с первым министром, который в теории должен был отчитываться за то, что творил, не только перед правителем, но и перед ландтагом. При этом великое герцогство Ольденбург стало последним германским государством, принявшим конституцию.

Между тем перед городскими предпринимателями с созданием общенационального рынка открылись дух захватывающие перспективы. Экономика Дельменхорста стала расти как на дрожжах. Народ со всей округи повалил в новый промышленный центр. Появились совершенно новые типы горожан, вроде воротилы-миллионщика, который с берегов Дельме раскидывал паутину бизнеса на пол-Европы. Или высококвалифицированного рабочего с нехреновой зарплатой и странно высокими для «простого мужика» запросами в плане политики и даже выпить-развлечься. И офисный планктон в те же времена народился. А вот с крестьянами дельменхорстцы образом жизни и менталитетом стали расходиться кардинально. Хотя раньше, бывало, и не отличишь.
Бабам! – ещё в 1868 г. открыта большая современная сигаретная фабрика. Бабац! – в 1871 г. открыто производство линолеума, совершенно нового материала с большим потенциалом. И ещё завод, и ещё фабрика! Но подлинным градообразующим предприятием стала знаменитая «Севершерсть». Многие годы говорили «Дельменхорст», а подразумевали «Лахузен». И наоборот.
Карл Лахузен  родился в 1858 году в Бремене и был типичным представителем местной олигархии, сыном богатого купца и внуком мэра. Розовое отрочество он провёл на одной из папиных фабрик в Чехии, но уже в 26 лет объявился в Дельменхорсте. Там Лахузены сообща с родственными кланами из Бремена основали компанию с чудовищным названием «Северо-Германское акционерное предприятие по чесанию и прядению шерсти». Вести бизнес под такой вывеской было, конечно, невместно. И вскоре фирма стала известна просто как «Севершерсть». Заодно в Дельменхорсте появилась и семейная резиденция, Лахузен-Вилла, настоящий памятник архитертуры. В 30 лет Карл стал полноправным руководителем компании и превратил её в корпорацию национального масштаба. Стоимость компании он увеличил раз в десять и открыл 11 филиалов по всей стране.  Размах впечатляет. В 1884 г. на фирму работало 26 человек, в 1890 г. – 1600, к началу первой мировой – до 10 тысяч.
«Севершерсть» раскинулась в Дельменхорсте на 80 гектарах. Лахузен денег для центра своей империи не жалел. Построил многоквартирные дома для рабочих и коттеджи для инженеров и менеджеров, детский сад, школу для девочек, дом пастору, заводскую столовую… А хозяйские вилла и ещё более роскошный загородный замок, они мудро в сторонке, не на виду. Предпочитал Карл неоготический стиль с особенными «индустриальными» полутонами. Любил красный кирпич со специфическим оттенком, как бы немного подкопчённым. Заодно ввёл социальное страхование и выплату пенсий. Конечно, вкалывали у него как черти. Однако примитивным барыгой Лахузен, несмотря на известные суровость и жёсткость, не являлся. В знак признания своих достижений он был назначен в 1912 году секретарем коммерческого совета всего великого княжества. Положение обязывало – первая семья города. «Какой Элвис?! Это  я здесь король!» Рассказывают, что если его сын опаздывал в гимназию в Бремене, куда ездил на поезде, в окно заводоуправления вывешивали белый платок. И все покорно ждали малолетнего разгильдяя.
Сам Карл интересовался религиозными вопросами и даже женился на дочке английского проповедника, женщине жадной, но парадоксально очень любящей благотворительность. На главном заводском здании он велел отобразить глубокомысленную надпись: «Где дом не строит сам Господь, тщетно трудиться над строительством». Впрочем, корпорацией правил железной рукой до самой смерти в 1921 году.
Другие городские коммерсанты были ему под стать. Взять да хоть бы Иоганна Генриха Фолькманна, владельца множества всего и председателя наблюдательного совета «Севершерсти». Он мог разом пожертвовать 20 тысяч марок золотом сиротам-больным. И тут же отбить вдвое больше на спекуляциях шерстью в мировом масштабе. 
Благодаря таким вот купчинам-миллионщикам Дельменхорст к началу XX века превратился, ни много ни мало, в один из самых динамично развивающихся городов Германии, крупнейший промышленный центр между реками Везером и Эмсом. Население по сравнению с лохматым 1816 годом увеличилось на порядок. А ведь прошло меньше ста лет.