Дима, не в падая в анализ твоей философии, повторю единственно точное восприятие оной: Всё честно, что без обмана: ты мой раб! Дима, видя, что у хозяина руки длинне и мускулы круче, честно говорит: Всё правда.
А сам выбирает (или пытается) хозяина (работодателя) заинтересованного в работягах.
Так что главное? Закон или сила? Зачем хозяину по твоей философии быть добрым и честным? Чтоб угодить богу или любовнице? Или уж тебе, прости господи?
Простой рабочий и директор завода оказываются в одинаковом положении. Как тот, так и другой наняты государством. Как тому, так и другому идет одинаковая заработная плата. Привилегии отменены и чины тоже. Не может быть и речи об угнетении кого-то, об эксплуатации. Даже карьеристические стремления уйдут безвозвратно 'В прошлое. Какая нужда стремиться к высоким должностям? Всюду равенство труда и платы.
«Такое начало,—утверждает Ленин,— на базе крупного производства само собою ведет к постепенному «отмиранию» всякого чиновничества, к постепенному созданию такого порядка,— порядка без кавычек, порядка, не похожего на наемное рабство,— такого порядка, когда все более упрощающиеся функции надсмотра и отчетности будут выполняться всеми по очереди, будут затем становиться привычкой и, наконец, отпадут, как особые функции особого слоя людей». '
И... «будет исчезать всякая надобность в насилии над людьми вообще, в подчинении одного человека другому, одной части населения другой его части, ибо люди привыкнут к соблюдению элементарных условий общественности без насилия и без подчинения».
И, разумеется, государство, как орган подавления и угнетения, станет просто ненужным, оно отомрет само собой за ненадобностью.
Такова картина нового общества, нарисованная Лениным в знаменитой работе «Государство и революция». В 1920 году, в речи на III-м съезде комсомола Ленин заявил, что «поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество».
Пятнадцатилетним той поры вот-вот перевалит за семьдесят!
Дядя Ваня Крашенинников часто заходил по вечерам «на чаек». Из одной двери в другую, два шага через коридор. В нательной рубахе, перехваченной подтяжками, сквозь распахнутый ворот видна поросшая рыжим волосом грудь, с разведенными плечами, с выпирающим тугим животиком, просторный лоб сливается со сверкающей лысиной, короткие руки глубоко запущены в карманы брюк.
- Как жизнь, смена? — Вопрос к Максимке.
Последнее время дядя Ваня защищал какого-то
Постникова, который выступал против рекордов. Мать Максимки нападала на дядю Ваню:
- Кого под крылышко берешь, Иван? Из столбовых дворян твой Постников. Не дивно, что ему у нас все не нравится.
- Забываешь, что и Ленин из дворян.
- Сравнил.
- Постникова революция в Минусинске застала, не по своей воле там оказался. Он известный профессор-экономист, чье слово дороже — его или твое? Давно ли ты, Глафира, по складам «папа-мама» читать научилась?
Мать затягивалась папиросой, сводила над переносицей тугие брови:
- Государство у нас пролетарское. Я, Иван, пролетарка без подмесу, от сохи да от лаптей. Потому и слово мое цени больше.
- Только потому, что в лаптях ходила — твое невежество ценней знаний? Ну, так мы индустрию не подымем.
У матери в голосе глуховатые перекатцы, глаза под сведенными бровями колючи:
- Весь народ, Иван, как я — не профессора. Ты хочешь народ активности лишить — заткнитесь, мол, перед умными интеллигентиками. Не выпляшется! Открой газету, Иван. Кто с передовой полосы глядит, чье слово печатают? Паши Ангелиной! Такая, как я, сельская девка учит уму-разуму твоего умного профессора. А мне запрещено? Ну-у нет, от своих прав не откажусь: буду учить и пусть передо мной руки по швам держит, слушается. Моя-то народная активность для нашей державы дороже книжных знаний. Так-то!
Мать победоносно всадила окурок в блюдечко, а Иван Крашенинников задумчиво стоял, сияя под лампой лысиной, глядел в пол.
- Активность дороже знаний?..
- Народная, Иван, народная активность!
- Народная... Да-а... Ты, случаем, не читала — есть у Чехова рассказец, «Унтер Пришибеев» называется?
- Не читала! — отрезала мать.
- А вот Максимка, должно быть, читал.
- Читал,— с готовностью отозвался Максимка.— Вредный такой, всех разгонял.
- Активность народа... А кто среди народа всех активней? Да унтеры Пришибеевы, кто в каждую щель лезет со своим указом, правоту кулаком доказывает. Если верить Чехову, за такую активность судить надо, а мы... Кто в деревне после революции встал во главе сельсовета? Самый умный мужик? Нет, самый крикливый, самый активный — отставной унтер Пришибеев, не иначе. Вот и дожили: профессора Постниковы, интеллигенты, воспитанные на Марксе и Герцене, бросавшие кафедры ради революции... Руки по швам, Постниковы, перед активистами Пришибеевыми. не читавшими даже Чехова!
Отец, как всегда, молчал в спорах. Но было ясно — он на стороне дяди Вани Крашенинникова. Дядя Ваня — учитель отца.
VIII
«Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства». По найму?..
Но эта весьма нехитрая операция — основа основ капиталистических отношений. Я имею капитал, вложенный в производство, ты не имеешь ничего, кроме пары рабочих рук. Я тебя нанимаю, и я диктую тебе свои условия, назначаю тебе зарплату, какую считаю .нужной. А уж раз я плачу тебе, то обязан и проследить за тобой, хорошо ли работаешь. Наивно полагаться на твою совесть. Я вынужден не доверять тебе, вынужден ставить над тобой надсмотрщиков и контролеров. И конечно, только прекраснодушный идеалист может рассчитывать, что в ответ на мое недоверие ты ответишь доверием. И я, чтоб твое недоверие не переросло в открытую вражду, из своих доходов плачу на содержание чиновников, которые составляют выгодные для меня законы, плачу на полицию и армию, которые в случае нужды заставят тебя, недовольного, подчиняться мне.
Так выглядело «по найму» при капитализме.
А «по найму» у государства?..
И ,здесь, раз уж нанимают рабочего, не он сам назначает себе зарплату, а кто-то другой, облеченный этим правом. Значит, останутся недоверие !и проверка. И так же, как при капитализме, взаимное недоверие столь же легко, как и прежде, сможет перерасти в антагонизм.
«Государство, бывшее органом угнетения и ограбления народа,— признается Ленин,— оставило нам в наследство величайшую ненависть и недоверие масс ко всему государственному».
А почему должна исчезнуть эта «величайшая ненависть и недоверие масс» к новому государству, пользующемуся старой формой найма? Раз будут нанимать, то будет и антагонизм, будет ненависть, придется издавать сдерживающие законы, прибегать к поддержке организаций полицейского типа. И уж, конечно, речи о «вооруженных массах» рабочих быть не может. Неразумно нанимателю доверять оружие тем, кого он нанимает.
http://www.sunhome.ru/books/b.revolyuci … lyuciya/10
Сорокин А С и кто же должен выступать регулятором зарплатно имущественных отношений ?
По всей видимости это связано с единственно верным учением
Оно даёт право наглым и тупым распоряжаться .чужим трудом.
Сами водители на это очень обижаются, спрашивают, где телевидение. Один мужик рассказал, что пробовал звонить на Россию 24, другой написал 30!!! писем ведущему «Вести ФМ» Владимиру Соловьеву. Результат можете представить сами. 