Борисоглебск Online

Я постарался. (Чёрта с два ты его расправишь, зэк поганый!) Колька взял  двумя пальцами комок, выдержал паузу и объявил:

-  Мог бы и получше смять, белоручка.  Но я не гордый. Кто там следующий? Садись! Я в туалет!

Картинно поддерживая штаны, он помчался на выход, под возмущённый и восхищённый смех.

Я нашёл в себе силы смеяться со всеми, но обиду затаил прочно. Однако восстановить статус-кво было  сложно. Фокусов я не знал, играл плохо, остроумием не блистал. Но, чёрт возьми! За меня откровенно болели посидельцы, и это  вдохновляло.  Только и «Шальной» был неугомонен.  В очередной раз обыграв нас с Машкой и Нинкой своей командой, он спросил с издёвкой:

-   Нинк, а чего-т  ты с ним в компании играешь? Влюбилась, что ль?

- Да, и сильно! – ответила бойкая девка с вызовом, неожиданно растревожив  мне уже начинавшее беспокоиться сердце.

 -   Ах, мои мамки! – Колька запел из «Серенького козлика»:

                       Ниночка Алика сильно любила

                       И на верёвочке сикать водила.

 Что было в припеве  навсегда осталось тайной, потому что ярость, копившаяся во мне полмесяца, вдруг пружиной сняла меня со стула и я,   перелетев через стол, врезался головой в лоб, а кулаком в ухо  Кольке. Тот свалился на пол, а меня схватили за руки и потащили в угол.

 Драки на наших посиделках случались очень редко. Но то, что героем оказался  «кавалер», (так меня потом называли бабы), сделало мне  паблисити. Колька, надо признать, не возникал, будто и не было ничего. А разговоры в селе пошли: «Городские из-за Нинки передрались»! Нинка гордо задирала нос, а её мать, внутренне ликуя, прилюдно и картинно ругала дочь: «Вырядилась, паршивка. Мужики из-за неё свару устроили».

 На другой вечер  я играть в карты отказался. Сел на кухне рядом с Никифором, дедом-«философом», чем его ужасно обрадовал. Говорить всякую ересь о втором пришествии и чёрной магии он был большой любитель, но не было любителей его слушать.  В  компании деда я удобно укрылся от тягот популярности. Но тут-то меня и сцапала Нинка.

 Вылетевшая из первого круга в «дурака»,  она подошла ко мне и долго внимала старцу. Потом заявила:

 -   Чего ты нехристя слушаешь? Он тут такого напоёт - спать не будешь.  Пойдём на двор. Печь дымит - нехай Никифор  сам тут травится.

 -   Я не возражал.

 Машка  в  самом  деле  дала валенки и тулуп, которым я укрывался большую часть ночи. Всё прекрасно, кроме одного: с Нинкой мы и  двух слов до этого не связали, а тут – весь вечер впереди. О чём речь вести? Но не успел я огорчиться  этим  предположением, как моя дама, ухватив меня за локоть, потащила к калитке. Не мучась выбором темы, она спросила:

 -    А ты целовался?

 Целоваться в мои намерения не входило, и я промолчал. Подругу это не смутило, и она шпарила дальше:

 -    А вправду говорят, что ты с Машкой по ночам спишь?

 И этого я не ожидал, поэтому ответил неудачно:

 -    Зачем, по ночам? По утрам.

 -     Хрен редьки не слаще. Ну и как она?

 -     Да ничё. А чё?

 Нинка толкнула меня в бок и захохотала:

 -     Машка – ничё, это точно. А я тебе – как?

 -     Ещё не знаю.

 -     Ну, так чего тянуть? Пойдём  к Шумилихе в сарай – узнаешь.

 -     Так сразу?

 -      А што? Сперва конфетами угощать будешь?

 Нинка быстро брала быка за рога. Конфет у меня не было, но ухажерка была непритязательна, как котёнок. В то же время я ощущал явно её, если не превосходство, то покровительство, что меня просто раздваивало:  командовать или подчиняться?   Дурочка, а что-то притягивало. Я пытался держать городской форс, но плохо получалось. Нинка же была бесшабашна и непосредственна.

 Мы шли и шли по тёмной деревне. Нинка болтала и болтала, не обращая    внимания на мои  незадачливые колкости, демонстрируя абсолютную лояльность.

 -   Ты где живёшь-то? – не выдержал я.  Деревня кончалась.

 -   Да почти у леса.  Хошь ко  мне?

 -   Да на фиг надо!  Это ж в другую сторону, а ты куда завела?

 -   Ну, пойдём назад. Устал, чтоль? – Она любезно взяла меня на буксир.

 Я и вправду подустал, ждал конца «мероприятия», мечтая  о глиняном полу, как о блаженстве, не говоря о финале под Машкиным одеялом.  Зима никогда не была моим любимым временем года, даже в пределах деревенской романтики. Луны не было, фонарей – тоже.  Валенки всё упорнее напоминали, что они с чужой ноги, спутница скорее раздражала, чем развлекала болтовнёй про деревенские новости. Нинка неожиданно остановилась   и  объявила:

-   Вот, Шумилиха.  У ней двора нет, а сарай есть. С сеном! Идём? – спросила,  как приказала.

Я вздрогнул, взяв в толк, о чём речь.

-   Ты что?  Мороз такой!  - На ум опять не пришло ничего умнее.

-   Ха!  Сено, две шубы! Работать надо. Жарко будет! -  Она взяла меня в оборот так энергично и рьяно, что я пал раньше, чем оказался в сарае.

Похмелье бывает не только после вина. Я не спал всю ночь и в постель к Машке  не пошёл: ругал себя, жалел, думал, что делать, когда встану утром.  Оно неумолимо приближалось. Дядя Ваня, который, казалось, спал, когда я вползал к себе под одеяло, одобрительно и обидно погладил меня по голове. «Догадывается»?   -  подумалось тогда.

Утром Колька заговорил со мной первый, (остальные деликатно  меня не замечали):

-   О! Уработался  малой! Спал - как убитый. Машк, не ревнуешь? - И,                                         сократив обороты, нагнулся ко мне, - Держи мосла – протянул ладонь – Жизнь продолжается!

И уж совсем доброжелательно закончил для присутствующих:

-    Свой человек!      

Жизнь продолжалась, надо сказать, несколько хуже. Для окружающих я как-то  неожиданно вышел из ясельного возраста. А для себя  вывел: молодых девчат опасно отпускать из семьи в столицы, а ребят – в село. Вон чем кончается! Машка грустно мне улыбалась, держала вовсе за больного. Я не выдержал, спросил: 

-    Вы что все так!   Нинка что ль чего говорила?

-    Ну, да. Всё село говорит.  Событие! – Иронизирует, понимаешь.

-   А как Нинка? Не родит?

-   Машка засмеялась в голос:

-   Она уж три года  «не родит»! Аль не знал? – посерьёзнев, добавила: - В шестом классе её школьный сторож «уговорил».

Я недоумённо умолк. С одной стороны – легче, с другой… Какой ужас!

-   Да плюнь ты. Забудется.  В селе таких девок – почти каждая. Вот теперь и  Машка Солопова, и Сашкины обе куклы…

-   А ты?

-   Хватит вопросы задавать. – Машка стала совсем серьёзной. – Вы завтра уезжаете, ты знаешь?

Я знал. Дня мне не хватило продержаться.  А всё же…

 Машина, присланная за нами, ждала  в 10 часов у правления. Мужики ушли раньше - выпить с председателем  «на посошок». Я шёл с котомкой один. У палисадника  стояли девки. Там и Машка - Генкина пассия, Сашкины нимфетки и совсем какая-то мелочь. Я слышал, что Машка с Генкой поругалась, отец ей тоже дал вздрючку. Дела!  Стараясь быть взрослым и понимающим, спросил, проходя мимо:

 -   Здорово, Маш. Как дела?

 -   Двум сулила, трём дала!

 Девчонки готовы были поддержать меня за руки, чтоб я не упал от неожииданности.

 -  Сынок, ты  извини: деревня! – сказала самая младшая, и все захохотали.

 С Макашевкой я простился надолго. И навсегда - с детством